Фото Б. Киреева. Ноябрь 1978 г.,

Геологический факультет МГУ

Стенограмма выступления Высоцкого

перед студентами Геологического факультета МГУ 16 декабря 1978 г.

 

 

 

Предистория концерта,

рассказанная Александром Тюриным

 

 

 

 

ВЫСОЦКИЙ: время, наследие, судьба

Материал с сайта http://otblesk.com/vysotsky

на Главную страницу сайта

 

Геоклуб

Стенограмма   2>>>    3>>>   

 

Нет, у меня полное ощущение, что пора менять профессию и проситься куда-нибудь, там, в Тюмень, я не знаю... Или на Новую Землю. У меня товарищ, кстати, собирается там начинать золото искать — может быть, к нему?

Я честно вам скажу...

Во-первых, здрасьте!

Я не знал, что я снова к вам еду. Потому что я не предполагал, что весь Московский университет сливается в единственный геологический факультет. И, значит...

Но из-за того, что... В общем-то, я мог бы у вас выступать (как я в тот раз вам и сказал) много раз. И десять, и пятнадцать — и всё равно мы с вами не успели бы всё перепеть. [Но] всё-таки мне нужно было об этом узнать хотя бы за пару часов — я б тогда сориентировался, как себя повести. Ну, а сейчас будем тогда импровизировать вместе с вами.

Я тогда начну сегодня разговор совсем о другом. О песне, о том, какой должна быть песня в театре, на мой взгляд, и в кино. О моей работе в кино и в театре именно над песней. Только по поводу песни — я уже почти не буду вам рассказывать о театре и т.д

И в параллель — если вы захотите что-нибудь меня спрашивать, что-то вас интересует...

Давайте немножко по-другому сделаем: пускай будет разговор, который я буду иллюстрировать песнями. Так что вместо диапозитивов и диаграмм, которые возят с собой лекторы — там, «Прирост надоев» или, там, «Падёж скота», — вместо этого у нас... Ха! Я буду иллюстрировать как-то своё выступление и [это] всё — всё, что я утверждаю, — песнями. Хорошо?

А если вас что-то заинтересует кроме пожеланий, там, «спой, там, что-нибудь такое вот...» (я спою), кроме этого, если вы захотите, я буду просто вам отвечать на ваши вопросы. Ладно?

Значит, теперь немножко вот о чём. Я с самого начала, когда пришёл в Театр на Таганке, — первый спектакль, который я посмотрел, был «Добрый человек... ». И я как с[ей]час помню, это было в Театре Маяковского. Я тогда был просто поражён. Потому что я к тому времени начал писать песни. В основном, это были песни — ткаая... Как меня потом стали упрекать, что моё... моя «пародия, — всевозможные, — на блатные песни иногда переходит в прямое подражание». И, значит, всячески упрекали меня. И в этот период я пришёл и посмотрел спектакль, где увидел, что песни (которые поются в этом спектакле) очень близко лежат к тому, что я тогда, в этот период, делал. То есть, я тогда стремился к простоте, к тому, чтобы очищать песни от шелухи, чтоб они были просты. Короче говоря, стремился к упрощению формы. Всегда пел «от себя».

В основном это были песни дворов, где все мы выросли. Песни, которые исполнялись компаниями молодых людей с гитарами — на бульварах где-то, во дворах, в перерывах между радиолами.

Это были песни, которые я начал писать из-за того, что услышал однажды Окуджаву и понял, что, оказывается, можно свои стихи усиливать — воздействие от них — тем, что им подыгрывать, этим стихам, на гитаре. Таким образом, сначала появилась первая моя песня, которая называлась «Татуировка». Вы, может быть, её знаете даже: «Не делили мы тебя и не ласкали...» Помните, такая шуточная песня? Вот, и дальше, и дальше...

И вот в этом спектакле «Добрый человек из Сезуана» оказалось, что песни, музыка использованы «в трёх ипостасях». Совсем не так, как обычно это было в разных спектаклях, которые я смотрел до этого.

Обычно делается так. Берётся какая-то др... драматическое произведение, потом приглашают поэта и композитора, и говорят: «Напишите-ка несколько песен для этой вот самой пьесы». И получается, что пьеса существует отдельно, а эти все номера — они призваны развлекать публику. Ну, скажем, пьеса плохая, публика очень устала. В это время появляется песня (тоже как чёрт из бутылки) — и, значит, всем очень хорошо, все отдохнули немножко. И если бы их не было, ничего бы не изменилось. Точно также осталась бы пьеса пьесой, а песни песнями.

Обычно эти песни пишутся на темы, которые разрабатываются в пьесе. И почему-то это принято называть «мюзиклом» у нас. Значит, была нормальная пьеса, написали туда песни — говорят: «Это мюзикл!»

Ну, во-первых... Это неправда. Во-первых, слово не наше, во-первых. Мюзиклы начали писать там, на Западе, на другом континенте. И нужна была целая история и целая традиция музыкальная для того, чтобы создать, например, такой мюзикл, как «Westside Story». Это нужно, знаете, пуд соли съесть! Потому что, я думаю, что ничего лучше до сих пор не было сделано у нас. Даже подобного, близко. Я уж не говорю о «...Суперстар» или о «Скрипач на крыше», обо всех этих знаменитых мюзиклах, которые были на Западе и которые идут до сих пор. Мы не можем этого делать, потому что это совсем не в нашей музыкальной традиции.

И называть мюзиклами эти [наши] спектакли так же глупо, как называть оперетту оперой. Вот. Это самые натуральные, обычные, нормальные драматические спектакли, в которых есть вставные номера.

Есть у нас искусство оперетты — но это совсем другое дело. Там вообще непонятно как работают — там говорят вос... поставленными голосами: «— Пойдём в кино! — Нет, не... — В кино мы не попаа-ли!» — и запели тоже. И в общем, в принципе это всё очень далеко от настоящего музы... от настоящего музыкального спектакля.

Всё время делаются попытки — и в кино, и в театре — создать музыкальный спектакль, вот так называемый мюзикл. Есть более-менее удачные. Ну, скажем, «Тиль» в театре Ленкомсомола — это всё-таки немножечко поближе. Но это всё равно подражание.

Я всю жизнь свою очень бережно относился к песням. Потому что... Ну, знаете, как: сидишь за столом, там, грызешь ногти и... и ждёшь, когда наконец, через несколько часов, кто-то спустится к тебе на плечо, пошепчет чего-то на ухо — так называемое вдохновение. И вдруг у тебя вышла строчка! И тебе кажется: как замечательно, наконец нашёл!.. А потом смотришь кино — они где-то пускают на титрах, когда написано: «Директор картины Тютькин, там, гримёр такой-то...», и непонятно про что ты поёшь. Это очень досадно.

Поэтому с самого начала, когда я начал работать в кино с песнями, я поставил такое условие: что мои песни будут иметь такую же цену в этом фильме (не денежную, а творческую цену), как и всё остальное, как и изображение. И первый опыт моей работы в кино в этом смысле был очень удачным. Это был фильм «Вертикаль». Песни из этого фильма исполняются до сих пор. Во всех альплагерях — если вы были, вы знаете, что и утром, и вечером, значит... Просыпаются с песней «Здесь вам не равнина...», а засыпают — «Лучше гор могут быть только горы...» И это замечательно, потому что... Мне присылают фотографии, на которых изображён, скажем, камень, и на этом камне высечена строчка одна строчка из какой-нибудь из этих песен. На могиле погибших альпинистов вдруг вот высекают строки этих песен — это выше всякой похвалы для меня. И, значит, я понимаю, что я работал недаром.

А там как работать стала песня в этом кино! Вот, предположим, обычно всегда пишут на экране, там: «Прошло десять часов». А вот если есть песня — как «Песня о друге»... Альпинисты отправляются, начинают выходить — начинает звучить пе... звучать песня «Если друг оказался вдруг... » Потом они приходят уже на вершину или, предположим, на базовый лагерь — прошло большое количество времени, а на экране прошло всего две минуты. Но спета песня. Зритель получил информацию. В это время показывали виды гор, которые тоже в отдельности надоест глядеть, это понятно. Ну, один вид, другой вид, третий... А когда это вместе с песней, и одно подкрепляет другое, поддерживает — тогда смотреть интересней.

Короче говоря, я считаю, что песня никогда не ухудшала никакое произведение драматическое, а только улучшала. И поэтому она имеет право на существование на равных со всем остальным.

И я всегда так писал свои песни, во все картины и во все спектакли, чтоб они могли существовать отдельно. Чтобы я всегда мог исполнять свои песни даже отдельно от того или иного спектакля, чтобы они имели самостоятельную ценность — либо идею, либо какой-то сюжет. Очень часто из-за этого почти во всех... почти во всех моих песнях есть сюжеты.

И вот, в «Добром человеке из Сезуана», о котором я вам начал говорить, там есть музыка и песни, использованные в трёх, как говорится, ипостасях.

Первая — это песни, которые поются от имени театра, так называемые зонги: написанные Брехтом стихи, которые исполняются под аккордеон и гитару в этом спектакле. Это песни, которые ещё усиливают и ещё раз подчёркивают мысли Брехтовские, и говорятся от имени театра. Обычно всегда высвечивается портрет Брехта — и тогда люди понимают, что это не в спектакле, а от имени театра, это поют артисты театра, а не персонажи.

Второе. Для каждого почти персонажа существует своя музыкальная тема. Поэтому через несколько минут, перед тем, как вышел тот или иной артист, вы уже начинаете узнавать, кто выйдет. Например, Цирюльник — есть такой персонаж в этом спектакле, который... комедийный персонаж, ему написана шуточная, комедийная мелодия, под которую он даже как бы подтанцовывает, выходя. Значит... Так что и пластика — и рисунок меняется пластический из-за музыки.

И третье, самое главное — это песни персонажей, которые [и] поются от имени персонажей в этом спектакле. И так вот, например, я пою в этом... песни... Я играю роль безработного лётчика, который сначала в спектакле собирается повеситься, потому что ему нужно достать где-то денег, чтобы дать кому-то взятку (потому что действие происходит у них, а не у нас, и там, значит, дают и берут взятки). И вот, а... Нужно достать денег, а у него ничего не получается. И вот к концу второго акта, когда кажется, что — всё! Выше уже некуда простуча... простучаться! Что набухают жилы здесь, с[ей]час порвёшь голос... Кажется, что выше некуда прыгать — и тогда тебе на помощь приходит песня. Когда она необходима.

Вот за такое использование, вот за такое появление песни я всегда ратую и в театре, и в кино. Вот.

Ну, и... И поэтому со мной довольно сложно им работать. Вот, например, в спектакле... в фильме «Робин Гуд». Я написал шесть баллад, а вышло так, что посмотрело потом начальство — и сказали: «Да ну, это картина приключенческая, а он написал очень серьёзные песни, какие-то трагические, драматические... Их, значит, надо выбросить!» И, в общем, все эти песни выбросили.

Но у меня есть счастливая возможность песням этим жизнь продлевать: я сейчас записываю новую пластинку

И сейчас прямо сразу я начну вам с одной песни, которую вы ещё, может быть, не знаете. И это будет любопытно для слабого пола, для прекрасных женщин, девушек, которые сидят здесь в зрительном зале. Эта песня называется «Баллада о любви».

Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась Любовь,
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было — сорок сороков...

И чудаки — ещё такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, -
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.

Я поля влюблённым постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!

Но много будет странствий и скитаний:
Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний -
Все строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить -
Они уже согласны заплатить
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, -
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Я поля влюблённым постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься — сколько ни зови, -
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешен на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться — со вздохом на устах -
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрёстках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал, -
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!

Спасибо.

2>>>    3>>>  

Используются технологии uCoz