Я постараюсь потихоньку всё перепеть, что вы меня просите.
«У неё»? Вот видите! Откуда вы всё это знаете? Я даже... Я так это ча... мало исполнял!
Значит... Знаете, вот тут... Это вопрос хороший и очень серьёзный: моё отношение к России, Руси, её достоинствам и, конечно, недостаткам?
Это вопрос, в общем... Это не вопрос — это тема, над которой я вот уже двадцать лет работаю своими песнями. Поэтому, если вы действительно хотите узнать моё отношение, — постарайтесь как можно больше собрать песен.
И вот сейчас я хочу вам показать одну песню, в которой, может быть, будет частично [содержаться] ответ на ваш этот, довольно серьёзный, вопрос.
Ну, если говорить примитивно: я люблю всё, что касается её достоинств, и не принимаю всё — ненавижу многое, — что касается недостатков. И так далее.
Теперь я хочу вам спеть песню, которая называется «Песня о старом доме». Песня эта должна была звучать в фильме «Пугачёв», в который я писал. Но так как я сегодня пошёл вот по своим «несостоявшимся» вещам... Это вторая часть песни «Погоня», которая звучала в фильме «Единственная». Так она называется — «Ба... С... Старый дом».
Что за дом притих,
Погружён во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами -
На проезжий тракт?Ох, устал я, устал, — а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого. Только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.В дом заходишь — как
Все равно в кабак,
А народишко -
Кажный третий — враг.
Своротят скулу,
Гость непрошеный!
Образа в углу -
И те перекошены.И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал и гитару терзал,
И припадочный малый — придурок и вор -
Мне тайком из-под скатерти нож показал.«Кто ответит мне -
Что за дом такой,
Почему — во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился...
Али жить у вас
Разучилися?Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь? — напоил бы вином»!
А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути -
И людей позабыл, — мы всегда так живём!Тра'ву кушаем,
Век — на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели,
Да ещё вином
Много тешились,-
Разоряли дом,
Дрались, вешались».«Я коней заморил — от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад,
Укажите мне место, какое искал, -
Где поют, а не стонут, где пол не покат».«О таких домах
Не слыхали мы,
Долго жить впотьмах
Привыкали мы.
Испокону мы -
В зле да шёпоте,
Под иконами
В чёрной копоти».И из смрада, где косо висят образа,
Я башку очертя гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли да глядели глаза,
И где люди живут, и как люди живут....Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня — не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи чёрные, скатерть белая?!
«Песенка о поэтах».
Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт,
А если в точный срок — так в полной мере!
На цифре 27 один шагнул под пистолет,
Другой же в петлю слазил в «Англетере».А в 33 — Христу... Он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол!
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.С меня при цифре 37 в момент слетает хмель,
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.Задержимся на цифре 37. Коварен Бог -
Ребром вопрос поставил: или-или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо...
А нынешние — как-то проскочили.Дуэль не состоялась или перенесена,
А в 33 — распяли, но не сильно,
А в 37 — не кровь, да что там кровь! — и седина
Испачкала виски не так обильно.«Слабо стреляться!» В пятки, мол, давно ушла душа!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».
«Укоротить поэта!» — вывод ясен.
«И нож в него!» — но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр,
Томитесь, как наложницы в гареме:
Срок жизни увеличился — и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись
на время.
Спасибо.
Вот ещё как распоряжаются с теми же самыми...
Я всё возьму и... с[ей]час я, чтобы не забыть, что хотел спеть.
Значит, я с[ей]час спою вам ещё одну новую песню, совсем. Вам повезло, что я по второму разу, мне на ум ничего старого не приходит.
Счас... Спеть... Да... Значит... «У вас получается много «р-р-р!» и «х-х-х!» — да, вот это вы имеете в виду? — Это стиль или дополнительный эффект?»
Это не дополнительный эффект. Это я как... Пою как умею. Тем более, что я не пою. Я не пою — вы пишете: «Почему вы так странно поёте?» Дело в том, что если вы хотите слушать пение, вам нужно идти на эстрадное выступление, чтоб послушать эстрадных певцов, либо в оперу, чтоб послушать настоящие голоса. Я повторяю вам: всё, чем я занимаюсь, это есть ничто иное, как стихи, которые исполняются под гитару. Вот. И на мелодии, которые я сам придумываю для более, ну, что ли, лёгкого и непосредственного восприятия вашего. Вот так что я не пою.
Вот, а уж насчёт «р-р-р» и «х-х-х» — это уж как могу.
Второй... Второй вопрос более серьёзный... Я говорю всё это без обиды, уверяю вас, говорю объективно, как я думаю. Вы не думайте, что я, там, чего-то кого-то эпатирую — там, спрашивающего. Нет-нет, я с уважением к вам отношусь ко всем и понимаю ваш интерес. «Вы не пробовали писать прозу?» Пробовал и пробую. Считаю, что выпускать её в свет рано. Тем более, что её нельзя прийти с гитарой да спеть. А у меня и с... с поэзией-то не очень получается в смысле напечатания и так далее, и обнародования, поэтому...
Тут просят: «Ради Бога — «Зин, а, Зин»!» Ну посмотрим, что там будет дальше.
Значит, если позволите, я буду отвечать потихоньку на записки — вот это я ещё не ответил...
С[ей]час, чтобы не забыть, я хочу вам спеть такую странную песню, в которой тоже... В которой тоже опять муссируется тот же самый вопрос, который был и в предыдущей песне. Только более серьёзно.
Песня эта называется «Про речку Вачу». Значит, вам это будет особенно интересно, потому что речка Вача — это такая речка, на которой когда-то (может быть, даже до сих пор) мыли золото. Его там было довольно много. И, в общем, там были старательские артели, потому что там уже отработали породу. И, как всегда, это потом отдают старателям — мол, вы домывайте. Вот, и они намывают — кстати, довольно удачно, знаете [ли]. Иногда бывает, что на драге пройдут, и Бог знают сколько там они моют, и так далее — всё, казалось бы, выберут — а старатели за ними пройдут и больше добудут. Во какие дела.
«Про речку Вачу». Ну, это такой... Это «единичный случай».
Знаете, что такое «бичи»? Я думаю, что геологам будущим, [наверное]...
Под собою ног не чую -
И качается земля...
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.Ну а так как я бичую,
В беспринципности своей, -
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.Это жизнь! — живи и грейся.
Хрен вам, пуля и петля!
Пью, бывает, хочь залейся:
Кореша приходят с рейса -
И гуляют от рубля!Рупь — не деньги, рупь — бумажка,
А экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя тельняшка -
В сорок полос, семь прорех!Но послал Господь удачу -
Заработал свечку Он! -
Увидав, как горько плачу,
Он сказал: «Валяй на Вачу!
Торопись, пока сезон!»Что такое эта Вача,
Разузнал я у бича -
Он на Вачу ехал плача -
Возвращался хохоча.Вача — это речка с мелью
Во глубине сибирских руд,
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью, -
И много золота берут!Как вербованный ишачу,
Не ханыжу, не торчу...
Взял билет, — лечу на Вачу,
Прилечу — похохочу!Нету золота богаче -
Люди знают, им видней!
В общем, так или иначе,
Заработал я на Ваче
Сто семнадцать трудодней.Подсчитали, отобрали, -
За еду, туда-сюда, -
Но четыре тыщи дали
Под расчёт. Вот это да!Рассовал я их в карманы,
Где и рупь не ночевал,
И уехал в жарки страны,
Где кафе да рестораны -
Позабыть, как бичевал.Выпью — там такая чача! -
За советчика бича,
Он на Вачу ехал плача -
А возвращался — хохоча.
II часть.
Проводник в преддверье пьянки
Извертелся на пупе,
То же — и официантки.
А на первом полустанке
Села женщина в купе.Может, вам она — как кляча,
А мне — дак просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача -
Возвращаюсь веселясь!То да сё, да трали-вали,-
Как узнала про рубли...
Слово по слову, у Вали
Сотни по столу шныряли -
С Валей вместе и сошли.Да, с нею вышла незадача,-
Но я и это залечу!
Я на Вачу ехал плача,
А возвращаюсь — хохочу!..Суток пять — как просквозило.
Море вот оно — стоит.
У меня что было — сплыло,-
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.Рупь последний в Сочи трачу -
Телеграмму накатал:
«Шлите денег — отбатрачу,
Я их все прохохотал!»Где вы, где вы, рассыпные, -
Хоть ругайся, хоть кричи!
Снова ваш я, дорогие,
Магаданские, родные,
Незабвенные бичи!Мимо носа носят чачу,
Мимо рота — алычу...
Я на Вачу еду, плача,
Над собою хохочу!
И ещё одна шуточная песня, которую меня попросили спеть ещё перед концертом. Называется она «Поездка в город». Я не помню, пел я её в прошлый раз или нет — мне сейчас трудно сосредоточиться.
По-моему, ничего не пел, да? Из того, что пока было — ничего, да? Молодец я, не?
Я — самый непьющий из всех мужуков:
Во мне есть моральная сила, -
И наша семья большанством голосов,
Снабдив мене списком на восемь листов,
В столицу меня снарядила.Значит, чтобы я привез снохе
C ейным мужем по дохе,
Чтобы брату с бабой — кофе растворимый,
Двум невесткам — по ковру,
Зятю — чёрную икру,
Тестю — что-нибудь армянского разлива.Я ранен, контужен — я малость боюсь
Забыть, что кому по порядку, -
Я список вещей заучил наизусть,
А деньги зашил в заподкладку.Ну, значит, брату — две дохи,
Сестрин муж — яму духи,
Тесть сказал: «Давай бери, что попадётся!»
Двум невесткам — по ковру,
Зятю — заячью икру,
Куму — водки литра два, — пущай зальётся!Я тыкался в спины, блуждал по ногам,
Шёл грудью к плащам и рубахам.
Чтоб список вещей не достался врагам,
Его проглотил я без страха.Но помню: шубу просит брат,
Куму с бабой — всё подряд,
Тестю — водки ереванского разливу,
Двум невесткам — по ковру,
Зятю — заячью нору,
А сестре — плевать чего, но чтоб — красиво!Да что ж мне — пустым возвращаться назад?!
Но вот я набрёл на товары.
«Какая валюта у вас?» — говорят.
«Не бойсь, — говорю, — не доллары!Так что — растворимой мне махры,
И зять подохнет без икры,
Тестю, мол, даёшь духи для опохмелки!
Двум невесткам — всё равно,
Мужу сестрину — вино,
Ну, а мне — вот это жёлтое в тарелке!»Не помню про фунты, про стервинги слов,
Сражённый ужасной загадкой:
Зачем я тогда проливал свою кровь,
Зачем ел тот список на восемь листов
И зачем мне рубли за подкладкой?!Ну где же всё же взять доху,
Зятю — кофе на меху?
Тестю — хрен, а кум и пивом обойдётся.
И где мне взять коньяк в пуху,
Растворимую сноху?
Ну, а брат и самогоном перебьётся!
Так! М-м... «... [и] говорил, что вы написали песню, которой в фильме не было... спеть песню вам из «Арапа», которые...»
Да, там тоже было две песни, которые не вошли в картину.
«Спойте старую песню про дом на Арбате, который сломали».
А! Так. Ну что же, я попробую, но боюсь, что я её не всп... Нет, лучше не буду тогда пробовать! Я не вспомню.
Вы знаете, это... У меня особые счёты с «Арапом», потому что я собирался снимать совсем другое кино, вот а меня втравили в эту авантюру, сделали какую-то полуоперетту. Всё это было [задумано] значительно серьёзнее и с... любопытней... Хотя фильм, в общем-то, всё-таки сделан достойно и на общем фоне он выделялся.
«Как вы относитесь к творчеству Аллы Пугачёвой?»
Вы знаете, я вообще к ней отношусь с уважением. Мне кажется, что она работает очень много актёрски — то есть она исполнительница песен очень любопытная. Я даже... мне не на что посетовать, за исключением одного: за исключением того, что я думаю, что ей нужно быть более разборчивой в выборе текстов. Вот. А так — как исполнитель — она мне... она у меня вызывает уважение, потому что она работает над песней, ну и так, в общем...
Ну, дело в том, что... Вы понимаете, в чём дело... Я, например... Вот, что... «...Она, как и вы, разговаривает со зрителем, доверяет ему и поверяет самые сокровенные чувства».
Видите ли, в чём дело — я вам сокровенных чувств не поверяю, и считаю, что... Я считаю, что это лишнее. Это лишнее — поверять сокровенные чувства. Нужно, вероятно, делиться с людьми своими мыслями по поводу того, что их тоже интересует. А если я буду рассказывать свои сокровенные чувства, они вам могут быть совсем не интересны. Вот. Так можно докатиться до разговоров о том, кто с кем, кто как, кто когда и где, в общем.
Есть... Так. Я... Записки, в которых пробуют чт... в которых требуют от меня исполнения тех или иных песен, я не буду оглашать.
«...Какую-нибудь песню, связанную...» А! Это удивительно! Всё вы как-то [знаете]. Такое впечатление, что за мной следят.
Значит, песни, которые посвящены моим друзьям, некоторые я исполняю [на публике], а некоторые исполняю только тем друзьям, кому они посвящены. В данном случае песню, которую вы просите спеть о нём, о моём друге, который именно, там, ищет золото и так далее, вот, — я исполняю ему лично, наедине, в присутствии только, может быть, его жены и моей. Всё.
Так! Ну хорошо, ладно! Так я никогда не отвечу... Я всё жду, что мне тут... меня чего-нибудь спросят такое, что меня поставит в тупик, а... Я лучше буду продолжать, вот.
Ну, вот это я уже спел, так что тут — некоторые повторы.
Теперь я хочу вам показать одну песню, которую, возможно, тоже вы скоро услышите. Песня эта называется...
Она посвящена женщине, которая долго ждала. Я бы её назвал «Жди меня», но, к сожалению, уже так было.
Поэтому пусть она будет без названия.
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем.
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, -
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок -
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах украду бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.Прискакали — гляжу: пред очами не райское что-то.
Неродящий пустырь и сплошное Ничто — беспредел.
И среди Ничего возвышались литые ворота,
И измученный люд у ворот на ворота глядел.Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом,
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушёл.Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне — чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб, -
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, — нас встречают малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр Святой, он — апостол, а я — остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок...
Но сады сторожат — и убит я без промаха в лоб.И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых.
Кони просют овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!
Так, большие пластинки, значит. «Выйдет ли когда-нибудь большая пластинка с вашими песнями?»
Вот вы знаете, сейчас я предпринимаю очередную попытку сделать такую пластинку. Я б её, в идеале, даже хотел назвать так. Этот диск бы назывался: «Песни, не вошедшие в фильмы и спектакли». Знаете, как написано, там: «Песни... Стихи, не вошедшие в Полное собрание», предположим, называют ведь [книги], верно? Ну, значит, не знаю, как мне это удастся. Обещали мне помочь некоторые люди в этом деле. Вот. Это будут песни все, которые — почти — вы не знаете: это из «Робин Гуда», это, может быть, вот из «Арапа» то, что не вошло, и ещё, еще. Ну, и я надеюсь, что она когда-нибудь... Во всяком случае, я её запишу, если будет такая возможность. А уж выйдет она или нет, я не знаю. Потому что два моих больших диска так и лежат, и лежат, и лежат... Вот.
Мог бы я исполнить «Протопи ты мне баньку, хозяюшка...»? Конечно, мог бы. Но не исполню сейчас — в другой раз, может быть, когда-нибудь. С[ей]час я вам — что-нибудь другое. «Баньку»? Ну, значит...
Теперь. «Всё ли написанное вами вы храните?» Нет, не всё храню, к сожалению. «...В каком виде храните вы написанное? Как это передать грядущим поколениям? Нужно публиковать».
Вы знаете, я тоже считаю, что хорошо бы опубликовать. Не знаю, насколько нужно — но, в общем, было бы хорошо, конечно. Для меня и, может быть, для людей, которые это любят, тоже. Но сие не от нас с вами зависит, как вы понимаете. Я пытался даже кое-что и публиковать. Среди них были просто стихи, чистые стихи, никакие не песни. В «Аврору» [предлагал] — там были стихи «Дорожный дневник», то, что одно из стихотворений, тоже в каком-то непонятном виде... Я такого стихотворения не писал даже. Вот. Оно появилось в «Дне поэзии», страшно обрезанное, исковерканное, искорёженное. И то[го], зачем я его писал, нету в этом стихе. Там есть — ну... нормальное... мог бы любой человек это написать.
И... Ну, и потом, там были стихи, которые я отдавал в несколько изданий, посвященные Шукшину, на смерть Шукшина написанные Васи, и ещё несколько. Но они, к сожалению не... когда мне возвращаются очень часто из редакций (я вам не из жалобы, я вам рассказываю истинное положение вещей) — и в таком виде, в каком я не соглашаюсь их печатать. Вот в чём дело.
Я, так сказать, не помираю с голоду и, в общем, это не то, чем я зарабатываю себе на хлеб. Я работаю в театре, в кино снимаюсь и так далее. Поэтому это меня не очень сильно допекает. Поэтому я предпочитаю их оставить здесь, здесь и у вас, если вы это любите, в сердцах в том виде, в каком я хочу, а не в том, в каком они предпочитают. Поэтому никогда, значит, пока это не публиковалось нигде.
А всё ли написанное мною я храню? К сожалению, нет. Но вот недавно, совсем недавно, несколько дней тому назад, я вдруг познакомился с двумя людьми, которые собрали всё. Вы можете себе представить? Просто всё — ну, за исключением, может быть, там, сотни, которую они не нашли. Но — всё-всё. Два гигантских вот таких тома. Я был настолько поражён... Потому что там были вещи, может быть, единожды мною спетые где-то в какой-то компании, где мы, там, выпивали... Я даже уже этого не помню. Даже есть там такие вещи, которые я никогда больше не исполнял кроме вот этого единственного раза, который они откопали. Они были на студиях, нашли всё, что не входило в картины... Это просто поразительно.
(Речь идёт о Б.Акимове и О.Терентьеве. — Ред.)
Вот, так что, к счастью, нашлись люди... Для меня к счастью нашлись люди, которые настолько к этому относятся с уважением, что проделали такую гигантскую работу.
Так что я думаю, что, в общем, это не пропало насовсем.
Значит... «Спойте какую-нибудь из ваших лирических... они у вас...» Видите ли, в чём дело: у меня все песни — лирические. Лирические — это же ведь песни, которые... Что это такое, «лирика», а? Вы имеете в виду, наверное, любовную лирику? Такой в прямом смысле слова я не пишу — у меня гражданская лирика — скажем.
«У Дольского есть песни — пародии на вас».
Вот я вам что скажу. Я вообще против пародий, за исключением пародий на стиль литературный и когда ещё исполняют для развлечения. Вот, пародия, она носит развлекательный характер. Либо есть литературные пародии. Я думаю, что был один человек, который был в этом деле велик — Архангельский. Сейчас есть Саша Иванов, который это делает тоже неплохо. И, на мой взгляд, лучше всех теперешних делает это Лёня Филатов. Потому что он не делает пародию, взявши одну строчку и потом её начиная обрабатывать, а он делает правда — на стиль, и ещё очень хорошо показывает.
Почему мне не нравится пародия Дольского? Во-первых, я её не очень хорошо знаю. А во-вторых, вы понимете, я ещё не собираюсь, в общем, у... сходить с... с арены, и поэтому... [Такие] пародии надо тогда уж, когда нету там, или... Да и ещё, понимаете... Пародии пишут, когда сами не могут. Не получилось стих... стихи писать — вот и пишут пародии. Вот. Потом, надо всё-таки следить. Знаете, есть дружеские шаржи, а есть — пародии. Так вот, если пародия — эпиграмма, я её понимаю, если она — дружеский шарж, я понимаю. А если она не пойми что, ни подо что не подходит, а так просто — рифмоплётство, — то какая же это пародия? Это так... Куплеты надо писать для эстрады. Вот.
Так... Вот видите, я уже спел на эту заявку.
«С Юрием Петровичем или Эфросом — с кем интереснее работать?»
Ну, это, в общем, праздный вопрос и поставлен он неверно. Значит, вы могли бы просто меня спросить: «С кем вам интересно работать, с Юрием Петровичем Любимовым? С Эфросом? С Бруком? С Тарковским?..» Мне бы со всеми с ними интересно очень работать.
Значит... С ними — по-разному. По-разному интересно. Необычайно интересно работать с Эфросом — особенно мне было. Потому что я после десятилетнего пребывания, там, двенадцатилетнего в театре, когда я работал только с одним режиссёром театральным, вдруг встретился с человеком, который абсолютно занимается другими вещами в смысле эстетики и формы. Но тем же самым в смысле идей и проблем.
Вот, так что они не разные совсем по тому, как они думают про эту жизнь. А по тому, как они воплощают это, они разные, и с ними работать необычайно интересно — и с тем, и с другим.
С Любимовым безумно трудно работать, но я думаю, что и с Эфросом — ещё труднее. Потому что к Любимову мы привыкли. Потому что Эфрос очень-очень мало возится. Эфрос набрасывает — и пускает тебя, говорит: «Давай, пошёл!» как можешь. Барахтайся. «А теперь, — говорит, — ребята, надо играть!»
Любимов всё доводит до конца и не позволяет себе, чтобы на его глазах был ещё «полуфабрикат» — он может с ума сойти от этого. Эфрос — допускает и больше доверяет: «Давайте!» Он верит, если... Особенно — с людьми, с кото... в которых он верит, он считает, что через... даже хоть через несколько спектаклей они дотянут.
Вот в этом, может быть, небольшая разница, а так, в общем, они простукиваются в одно и то же. Недаром, в общем-то, эти фамилии стоят где-то там в первых рядах режиссуры нашей. Ну, ещё, может быть, одна... А может быть, и больше никого.
Так. Теперь. «07», «Девушка, здравствуйте...» Ну да. В связи с чем я её написал? И ещё песни о про...
Вы знаете, я никогда не помню, в связи с чем написал. Да это даже неважно, самое главное — результат напи... — то, что написано. А что это вызвало к жизни — какая разница? Может быть, ничего, может быть, сон какой-нибудь приснился. А может быть, пришло слово, может быть — какая-то строчка. Очень часто бывает так, что просто придёт строчка любопытная, и от неё — вся песня. Вот.
Так. Ну, тут уже требования чего-то спеть. Я ещё с[ей]час вам спою песню, которую во многих просят...
Значит, «Несколько слов о планах, там, последующих, предстоящих работах в театре».
Я сейчас работаю над «Преступлением и наказанием», и буду играть роль Свидригайлова. «Преступление и наказание». Инсценировка, у нас в театре будет... которая будет идти, называется не «Преступление и наказание» — называется она «Родион Романыч Раскольников». И взята больше всего история с тем вот, как... как Свидригайлов про него говорит, что теорию-то он выдумал, а вот перешагнуть не задумываясь — не в состоянии. Из-за этого, дескать, он страдает.
Вот. Дело в том, что очень много пишут сочинений, школьники особенно и молодые люди. Например, сочинение под заголовком: «Раскольников — герой нашего времени». Да-да, правда-правда. Так учат в школах, что некоторые дети, и я думаю, большинство присутствующих... и я до определённого момента думал так и жалел его. Достоевский этого эффекта не хотел никаким образом. И часто очень подчёркивал его надменность в общении с людьми, его не любили студенты и сокурсники, потому что каторжники побили его за то, что он не хотел молиться — и всякие-всякие такие странные вещи, мимо которых много... проходили. В этой, в этой инсценировке исследуется проблема молодого человека. По-моему, на мой взгляд, она очень современна теперь в связи с тем, что происходит в мире — и по поводу террора, и всего там...
Вот. Дальше будет — мы, вероятно, будем ставить «Дом на набережной» Трифонова, и поза-позавчера была у нас читка. Сделали такую инсценировку... не то пьесу, я даже не знаю, как это сказать — но очень интересно, на мой взгляд, очень. Если кто-то читал — значит, меня поддержат, что хорошо бы в театре это сделать. Правда, это очень трудно, но мне кажется, что можно. Вот. Кого я буду там играть, не знаю, но буду обязательно.
Дальше мы хотим... Планы-то обширные очень, но остальное уже тоже... Вообще всё зависит не только от нас. Что-нибудь будем делать.
Значит, на... «Сейчас на нашей эстраде, как кажется, очень скучно. Слишком много неотличимых друг от друга певцов...» Правильно, «...с хорошо поставленными голосами и прочими достоинствами. Как вы в этом свете относитесь к творчеству Аллы?..»
Вот я уже вам сказал. В этом свете вот мне кажется, что она выделяется именно тем, что она работает, что... Вы понимаете, она ещё — творец. Вот когда присутствует творец — я в прошлый раз говорил, — это всегда достойно уважения. Потому что когда человек что-то своё делает... Она занимается ещё творчеством помимо исполни... помимо исполнительства, она думает, как это сделать, для чего. Но, к сожалению, я вот вам сказал, что... Но это не она виновата по поводу текстов.
И вот я заканчиваю с записками, и нужно нам с вами...
Так! «Расскажите о своих стихах».
Видите [ли], в чём дело: рассказывать о стихах нельзя. Я когда-нибудь сделаю, если хотите, вам вечер просто стихов, которых я никогда не пою. Вот. Я могу вам кое-что почитать, но это так... Надо подготовиться к этому — я немножко не так настроен.
У меня очень много стихов — примерно столько же, сколько и песен. Вот. Я их никогда почему-то — даже не знаю, почему, — никогда не читал. Может быть, из-за того, что я пока не выработал своей манеры читать стихи. Вот. Иногда у меня получается, иногда — нет. Вот когда это образуется, я, вероятно, просто буду делать творческие такие свои вечера — просто чтецкие, когда я просто буду читать стихи свои. Но пока я этого не делаю.
В какие теа... В какие театры я хожу?
Значит, я хожу вот к Эфросу, Эфроса смотрю. А вообще, вы знаете, если честно вам признаться, я почти не хожу в театры. Во-первых, артисты мало имеют таких возможностей...
Девушка, а зачем вы ко мне спиной повернулись? Мне жалко, всё время сидите спиной. Повернитесь ко мне, я хочу вас видеть лучше, в фас. Неудобно?..
Вот, я обычно, опасаясь влияний, не хожу в театры. И во время, когда работаю над — новой какой-то собенно — вещью, постановкой, я не хожу смотреть ничего. Потому что если мне очень нравится, вот, мне досадно, что я там не работаю, а если не нравится — мне очень жалко артистов, и, в общем, я расстраиваюсь. И так как артисты люди восприимчивые, наверное, помимо нас... Ты начинаешь бессознательно пытаться, если тебе что-то понравилось, повторять приёмы и так далее. Я поэтому не хожу никогда, не гляжу. Только в конце сезона, когда уж понятно, что нужно смотреть. Ну, лушаешь людей, которым доверяешь... И тогда я иду смотреть — неважно даже, где, потому что вдруг в самых неожиданных местах появятся интересные вещи. И тогда я хожу глядеть их — неважно в какой театр, это меня... Везде есть хорошие артисты. И очень редко, к сожалению, но очень может быть, что в театре неожиданном для вас появится спектакль, который будет как разорвавшаяся бомба просто.
Поэтому не могу вам сказать. Но к Эфросу я всегда люблю ходить просто я потому, что с ним дружу. Ну и, конечно, я смотрю спектакли Любимова ещё в своём театре.
Теперь. Ещё что, ещё что? Ну, ещё ничего, наверное.
«Песню про картошку...» Хм, про картошку... «Исполните, как <неразб.>» Хорошо. Вы знаете, «Про шахматы» просят. Это ведь песня момента, поэтому её не имеет смысла петь. Вот я закончу — я говорю, что у меня на подходе целая такая серия новых шахматных песен. Вот когда я их сделаю полностью, я вам их все с удовольствием спою.
Вот. «Песня «Колея»...», «...связаны они с кино?»
Да. Песня, о которой вы спрашиваете, «Книжные дети», «Средь оплывших, — да? — свечей и вечерних молитв...» — это вот из «Робин Гуда» песня. И я их попытаюсь записать на пластинку.
Значит, там последний вопрос был — «Пиковая дама». Ну, я надеюсь, вы не просите меня: «Ах, какая драма, пиковая дама...», нет?
Вы хотели историю про «Пиковую даму»?
(Речь идёт о несостоявшейся постановке оперы «Пиковая дама» Ю.Любимовым. — Ред.)Она уже отошла в прошлое. Видите — всё на местах. Ну, нервы попортили человеку — даже вот ему операцию делали, Любимову. Вот. А в общем, он работает, продолжает. И всё, к счастью, так... Не так уж страшен чёрт. А в общем, это всё — могу вам сказать абсолютно откровенно — и в той, и в другой статье, которые были, — всё либо передёрнуто, либо вырвано из контекста, либо переврано, либо просто чистая клевета.
Вот. К сожалению, люди, которые взяли на себя смелость это напечатать, не проверили. А у нас опровержения никогда, к сожалению, не появляются.
Вот. Но я думаю, что товарищи сделают выводы... Не хочется к этому возвращаться — это слишком противная история. Одно вам могу сказать: мне очень печально, что эта постановка не состоялась и не состоится. Или если состоится — я думаю, не будет её, — а если состоится, то не с этой компанией: Рождественский, Любимов и Шнитке. Если будет с кем-нибудь другим, я думаю, это будет, может быть, по-другому интересно, но не так. Потому что я знаю весь замысел и видел макет — и думаю, что это поразительно было бы.
Ну вот, слушайте:
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять как вчера:
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень,-
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.Идёт охота на волков, идёт охота
На серых хищников, матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука:
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.Волк не может нарушить традиций -
Видно, в детстве — слепые щенки, -
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!И вот — охота на волков, идёт охота
На серых хищников, матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.Наши ноги и челюсти быстры,
Почему же, вожак, дай ответ,
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем — через запрет?Волк не может, не должен иначе!
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся — и поднял ружьё.Идёт охота на волков, идёт охота!
На серых хищников, матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.Я из повиновения вышел -
За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера:
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!Идёт охота на волков, идёт охота -
На серых хищников, матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Спасибо.
Ну что же, я вас благодарю за приятный вечер ещё очередной... Ха-ха. Не нет, а да.
(Реплика относится к протестам аудитории по поводу окончания выступления. — Ред.)Так мы с вами договоримся.
Вы видите: я вам пообещал — и даже получилось это раньше, чем предполагал. Я прошу устроителей в следующий раз — ну, скажем, там, дня через три-четыре — когда вы придёте снова меня приглашать, скажите, что я снова буду петь перед той же аудиторией, тогда я подготовлю ещё что-то новое и другое.
Вот, а так это невозможно. Вы понимаете, я сегодня просто из сил выбился, из всех сухожилий, потому что я всё время вспоминал: я это пел? это говорил?.. И... Понимете? Вот. А всё равно беседы не получилось с вами у нас. Но я думаю, в следующий раз вы разговоритесь — я вас послушаю. Ладно?
А с[ей]час я вас благодарю, всего вам доброго.
На подходе не... Чего спеть-то?
Из зала: «Как во смутной волости»!
Высоцкий: Да ну зачем? Значит, ну... вы тут... вот... видите, ребята... это...
Ещё мне камень дорют! «И ктой-то камень положил в его протянутую руку»! Спасибо.
С.Фролов: Если вы к нам будете чаще приезжать, вы приличную коллекцию соберете!
Высоцкий (в микрофон): Говорят, что если я к вам буду чаще приезжать, я соберу приличную коллекцию минералов.
Всего доброго!