На Главную    Геологические байки

66-й и Сатурн

(иронические картинки из жизни геологов) с Сайта Сергея Белова

Персонажи и действующие лица

состав полевой партии одного из геологических НИИ, образованного ещё декретом основоположника научного коммунизма:

а) основной состав ИТР, или работники  умственного труда – представители  трудовой интеллигенции

1.        Его превосходительство, Научный Руководитель, он же дядя.

2.        Димыч, адъютант его превосходительства, парень хоть куда, мастер на все руки.

3.        Начальник партии – Михалыч, соавтор произведения.

4.        Главный Прогнозист, знаток меры сходства и нетипичности, – правая рука начальника.

5.        Витюша, по прозвищу «Степной негр», – левая рука начальника.

6.        Лёха, по прозвищу Кулибин, известный в кругах как изобретатель компаса.

7.        Шурик, менестрель и гитарист, душа компании.

б) временный персонал или  представители гегемона общественного развития – славного  пролетариата

8.        Казы, студент кавказской национальности.

9.        Валя, практикантка, девушка, а затем женщина, приятная во всех отношениях.

10.     Сергей Петрович Пшеничный, бывший артист московских театров, в главной роли повара партии, занятый также в эпизодах по копанию шурфов.

11.     Мальчонка Коля, водитель чахоточного УАЗа.

12.     Сатурн Андреич, водитель ас, властелин главного транспортного средства  ГАЗ – 66, в прошлом – завязавший урка.

в) мертвые души из числа местных жителей

13.     Тетя Маруся, содержательница сарая с экспедиционным барахлом.

14.     Гагарин, правда, не космонавт и даже не князь, но знаток местных обычаев, рыбак и охотник, прозванный соколиным глазом за меткую стрельбу по быстроногим сайгакам.

В эпизодах участвуют

кочевники-скотоводы, начальство,  лучшие представители национальных кадров, Выдающийся геохимик и даже Легендарный академик.

Место действия

территория ныне суверенной Республики под мудрым руководством собственного Президента, уверенно идущей семимильным шагом в светлое будущее

Время действия

годы глубокого застоя, тем не менее, относящиеся к золотому веку отечественной геологии 

Несколько слов от автора вместо предисловия

Любознательный читатель, жаждущий узнать как можно больше о героических свершениях и трудовых подвигах отечественных геологов, будет, вероятно, несколько разочарован. Более того, быть может, он будет даже  шокирован некоторыми подробностями жизни одной из тысяч геологических партий, каждое лето выезжавших на поиски руд в различные уголки Советского Союза. Но поскольку,  много воды утекло  с тех пор, как  произошли события, легшие в основу этой повести, то теперь о них можно смело рассказывать. За давностью  всё спишется! Тем не менее, я, на всякий случай, хочу все же подчеркнуть, что в этом литературном (и я это подчёркиваю) произведении совпадения отдельных событий и имен не более, чем простая случайность. Моих друзей и коллег, давших лишь  некоторые свои черты героям этой совсем не строго документальной истории, я очень уважаю и люблю. Именно Вам, мои дорогие соратники по нелегким экспедиционным маршрутам, я посвящаю свой скромный труд.

Пролог

Раздавшийся телефонный звонок, был ну совсем не кстати. Жена только что проводила  детей в школу, в однокомнатной квартире мы остались одни, и я, обняв супруженицу, обнажил её крутой зад, и устремился к соблазнительно белевшим ягодицам, собираясь исполнить приятную мужскую обязанность. По утрам, когда никто не мешал, мы не отказывали себе в этих невинных удовольствиях. Потом, побрившись и приняв контрастный душ, было приятно, сидя за утренним чаем, в пол уха слушать по радио новости об угнетении трудящихся в странах капитала и о новых достижениях советского народа на пути в светлое будущее. Удовлетворённое лицо суетящейся вокруг  жены, давало тёплое ощущение того, что и ты приложил руку, хотя нет, пусть не руку, а другую часть тела, к воцарению довольства и благоденствия в отдельно взятой семье, которая, однако же, как учили  нас классики марксизма, является первичной ячейкой общества.

– Слушаю, – бросил я в трубку, мысленно чертыхнувшись, досадуя, что прервали в самый не подходящий момент.

– Михалыч, это я, – проклокотал в трубке хрипловатый голос Сатурна Андреича. – Так я приведу сегодня мальчонку? – спрашивал водитель.

– Приводи, – буркнул я и выключил телефон. Теперь нам уже не мог помешать никто.

В полдень в институте появился Сатурн. С ним был небритый, волосатый, орангутангообразный парень, явно уголовного вида, настороженно озиравшийся по сторонам.

– Вот, это Колюня, – произнёс Сатурн, показывая пальцем на своего спутника.

– Это и есть твой мальчонка? – спросил я, взглянув на верзилу.

            –   Да, Михалыч, кто скажет, что это девочка, пусть первым кинет в меня камень, – бодро произнёс классическую фразу водитель 66-го, но, споткнувшись о мой резкий взгляд, стал бормотать: “Знаю его мать, просила устроить парня, а то может совсем пропасть, а мальчик хороший, Михалыч, вот увидишь, ручаюсь”!

            –    М..да, – вздохнул я, ещё раз окинув взором Колюню. Я, можно сказать, горел: уже завтра нужно было отправлять железнодорожную платформу с двумя экспедиционными машинами к месту полевых работ в одну из азиатских республик, которые впоследствии известный нобелевский лауреат образно окрестил подбрюшъем России. А шофера на УАЗку у меня до сих пор не было. Шёл я на некоторый риск и в отношении Сатурна: у начальников полевых партий было выработанное годами правило: одного и того же водителя больше трёх сезонов подряд в одну партию не брать. Обычно, по их прошествии, шофёр, что называется, “знал все ходы и выходы”, становясь трудно управляемым, и с ним возникали проблемы. Учитывая, что среди этого специфичного контингента весомую долю составляли приверженцы зеленого змия, все старались придерживаться правила, отступая от него лишь вынужденно. Сатурна Андреича же я брал в четвертый раз. За три полевых сезона были у него залёты и проколы, но я полагал, что вполне изучил как его слабые, так и сильные стороны, главной из которых был весьма солидный шофёрский стаж. Я  ещё раз осмотрел кандидата на место водителя УАЗа и, строго предупредив его о карах за несанкционированное потребление алкоголя, послал оформляться в кадры.

А спустя две недели, пришла депеша о том, что железнодорожная платформа с двумя машинами и водителями благополучно и без потерь, если не считать раскладушки, которую, якобы, сдуло ветром, прибыла на место. Вообще то раскладушка, как потом было установлено, была обменена на выпивку у яшек – проводников, сопровождающих цистерны с вином, которым по их просьбе Сатурн Андреич, выдававший себя за учёного из Академии наук, ополовинив бидончик с вином, прочёл популярную лекцию на тему: “Минеральные богатства Республики, плохие дороги и что–где выгодно купить-продать”. Тотчас же мы вместе с Главным прогнозистом,  являвшимся в поле моей              правой рукой  (вне поля этой рукой наоборот был скорее у него я), вылетели в столицу азиатской Республики, где на научно-техническом совете нам предстояло защитить отчёт об итогах зимней камеральной обработки результатов прошлогодней экспедиции. А результаты эти, надо сказать, были весьма и весьма сенсационны!

 Прелюдия

Если в поле среди геологов тон задают  полевики – люди, как правило, очень выносливые, неприхотливые, неутомимые в маршруте (этот тип у нас в партии  ярко представлял отважный Витюша, который мог совершать многочасовые переходы под палящим солнцем, обнажённый по пояс, и кожа на спине которого к середине сезона приобретала густо чёрный с фиолетовым переливом цвет), то  в камеральный период, то есть зимой, когда начинается обработка данных полевых наблюдений, лидерство обычно переходит к геологам иного склада. Эта разновидность профессии у нас была представлена Главным прогнозистом.

– Что Вы понимаете в таком сложном и неординарном деле, как прогноз месторождений”? – восклицал наш коллега. –  Распознавание образов, – вот что здесь главное, коллеги”! – вправлял нам мозги Главный прогнозист, посвящая в истины, до которых Витюше, Лехе, да и мне, предстояло ещё дорасти. “Необходимо отрешиться от старой рутины и обрабатывать материалы по новой современной методике, тем более речь идёт о прогнозе”! – восклицал он, и слова эти не казались выброшенными на ветер. В интересах дела Главный прогнозист обворожил Марью Ефимовну Перемитину, ведавшую в институте всей математической частью, доказав ей, что достоин быть посвящённым в святая святых кухни математического прогноза – метод “поправленный поиск”. Основу “поправленного поиска” составляли два важнейших, правда, почему-то взаимоисключающих друг друга постулата: каждое месторождение настолько уникально   и нетипично, что не похоже ни на что; и  искать месторождение надо на основе меры сходства с типовым эталоном. Это противоречие казалось нам несколько странным, но его, видимо, следовало относить на парадоксальность математического подхода, до понимания которого непосвящённым ещё предстояло дорасти.

– Математика, мой друг, – втолковывала Главному прогнозисту Марья Ефимовна, –, даёт возможность выявить такие корреляционные связи, такие зависимости, о которых вы и не подозреваете! Вот свежий пример, хотя он и не из области геологии, а медицины, но весьма, весьма показателен. В лаборатории академика Залысенко из кожно-венерического института проанализировали частоту заболеваемости, – Марья Ефимовна на секунду замялась, – пардон, банальным триппером, в зависимости от  того, каким видом транспорта пользовались пациенты. И что же Вы думаете? Выявились потрясающие результаты: с 95-ти процентным уровнем значимости оказалось, что подавляющее большинство словивших триппер, пользовались общественным транспортом; тех же, кто ездит на собственном автомобиле – среди пациентов венеролога оказалось на два порядка меньше. Это настоящее открытие, суть которого ещё учёным предстоит осмыслить! – эмоционально подвела итог Марья Ефимовна.

–  А не связано ли это с тем, что личных машин у нас ещё маловато и народ пользуется в основном метро  и трамваем? Ведь, чтобы купить жигуль нужно лет восемь отстоять в очереди? –  наивно произнёс Главный прогнозист.

– Вот! Вот! – воскликнула математичка, всплеснув руками. –  Эти слова наглядный пример того, как мало, как мало у нас ещё осознают роль математического подхода к решению  кардинальных научных проблем. Дорогой мой! Я буду настоятельно рекомендовать вам повысить уровень своей математической подготовки. Кстати, сейчас в университете как раз формируется группа повышения квалификации в области прикладной математики. Я сделаю  протекцию, у меня есть связи. Окончив курс, вы станете в институте лидером математического прогноза, перед вами откроются широкие возможности и условия для прекрасной карьеры.

Заворожённый заоблачными перспективами, которые красочно обрисовывала Марья Ефимовна, Главный прогнозист потрясенно кивал, готовый решительно вгрыстся  в гранит математической науки.

 Увертюра

В конце декабря, когда институтский люд был занят поисками шампанского и сервилата к новогоднему праздничному столу, Главный прогнозист, появившись на работе торжественно и весомо, как главную козырную карту, выложил на стол синие корочки, где говорилось, что предъявитель сего окончил курсы повышения квалификации в области прикладной математики.  Мы бросились рассматривать пахнущий типографской краской солидный документ. Научный руководитель, нацепив на нос очки, разглядывая внимательно сей мандат, что-то по-генеральски глубокомысленно мычал, наконец, захлопнув его, пожал руку обладателю документа, и важно произнёс: “Поздравляю, поздравляю! Теперь я уверен: дело геологического прогноза – в надёжных руках”.

Изнутри познавший метод “поправленный поиск” и вооружённый до зубов единственно верной идеологией, Главный прогнозист, получив благословение Научного руководителя, с энтузиазмом взялся за дело. Перво наперво добрый кусок территории, тогда ещё, правда, не суверенной Республики, равный по площади Бельгии, Нидерландам и Люксенбургу вместе взятым , с довеском каких нибудь Монако и Лихтенштейнов, Главный прогнозист разбил на равновеликие ячейки-блоки, определил месторождения-эталоны, а затем, торжественно сообщил Научному руководителю, что в методологическом плане для прогнозирования всё готово и теперь остаётся только задействовать Димыча и Шурика, чтобы для каждой ячейки-блока с геологической карты скрупулёзно собрать информацию, то есть замерить  сколько, например, тех или иных трещин, складок, пластов мрамора, известняка или гранита заключено в каждой из них.

– Вообще, мне кажется, что важным прогнозным фактором должен явиться такой параметр, как количество километров  от центра ячейки до обнажения гранитов. Там, где это расстояние велико, граниты ну, просто, обязаны быть рудоносными, – убеждённо заключил новоиспечённый адепт математического прогноза.

Дяде, как негласно звали мы Научного руководителя, было жаль отдавать техников на эту кропотливую, и, судя по всему, муторно-долгую работу. Особенно не хотелось ему  отпускать Димыча. Ловкий Димыч вот уже второй месяц успешно рисовал картинки для очередной монографии шефа, поэтому умудренный жизнью Научный руководитель принял соломоново решение – отдать в безраздельное пользование Главному прогнозисту лишь Шурика, глубокомысленно заметив при этом, что любая работа должна соответствовать уровню квалификации исполнителей.

Кропотливая и нудная работа по сбору исходных данных заняла у Шурика несколько месяцев. Вообще-то она могла бы быть закончена и раньше, но Шурик, как студент-заочник, или как мы говорили – заушник, то уходил в очередной учебный отпуск, то ездил кататься на лыжах в горы, то в очередной раз разводился и женился. А это, как вы понимаете, требует времени.

– Хорошо студентам и беременным, одни отпуска, – говорил Шурику кадровик Драбкин, подписывая ему очередное заявление на отпуск, который государство в своей щедроте  предоставляло заушникам  на период экзаменов.

Наконец, когда весеннее солнце справилось с последними остатками зимы, Шурик торжественно вручил заказчику бумажную простыню, где в длинных, как кишки, столбиках цифр содержалась исчерпывающая информация, столь необходимая для научного прогноза. Теперь в бой должен был вступить Главный прогнозист, и он, не мешкая, начал священнодействовать. Вечерами, когда институт пустел, в его комнате ещё долго горел свет. Наш герой трудился, не считаясь со временем; кажется, творческий процесс захватил его с головой. Особенно тесно Главный прогнозист вошел в плодотворный контакт с программисткой-компьютерщицей Ингой Питраковой – правой рукой Марьи Ефимовны Перемитиной. Кончилось, правда, это  тем, что однажды, жена нашего героя, работавшая в институтской библиотеке,  обеспокоенная вечерними творческими порывами супруга и,   решив занести ему для подкрепления сил бутерброды, застала Главного прогнозиста и программистку в весьма пикантной ситуации: красный, как раскалённый магматический шток, фаллос её мужа внедрялся в разверзшуюся промежность Инги Питраковой, поразительно походившую на зияющую тектоническую трещину в литосфере.

– Дорогая, это всего лишь научный эксперимент, мы имитировали процесс внедрения при различных начальных условиях, – пытался, было, объясниться Главный прогнозист, однако, когда килограммовый том геологического словаря, попавшийся жене под руку, опустился на его голову, незадачливый экспериментатор был вынужден замолчать. Наука, как и искусство, требовала жертв. На алтарь её было брошено семейное благополучие, и лишь время и женское всепрощение, помогли нашему герою выровнять впоследствии семейную лодку, давшую сильный крен.

Парадоксально, но в том, чем занимался с Ингой Главный прогнозист и рождением руд, действительно было сходство. Восставший из глубин возбуждённой мантии магматический диапир, внедрявшийся в трещину, как фаллос на своей кульминационной стадии, извергал в лоно вмещающих пород жидкий флюид, дающий начало рождению новых скоплений руд. Математически эти процессы описывались идентично, и в этом наш пострадавший за геологическую науку герой был абсолютно прав.

Так или иначе, несмотря на неожиданные трудности, возникшие на пути научного познания, к дню геолога, который праздновался в начале апреля, Главный прогнозист сформировал образ месторождения, которое он намеревался спрогнозировать на этом огромном куске территории Республики. Образ был описан набором различных признаков и характеристик. Фигурально говоря, это была геологическая дойная корова, дававшая вместо молока, металлоносные растворы, из которых потом, подобно творогу и сыру из скисшего молока, возникали скопления полезных ископаемых. В качестве ведущих признаков, которые были присущи этой корове, Главный прогнозист выделил: голову, туловище, хвост, ноги, а также карие, будто всё понимающие глаза. Рога и копыта, он без колебаний отнес к признакам второстепенным и несущественным. Такой образ, сформированный в пространстве признаков, как он теперь солидно говорил, и должен был явиться эталоном для научного прогноза крупного месторождения. Именно его наш неутомимый исследователь стал сравнивать с тем набором признаков, которые, переведя на язык цифр, предоставил ему Шурик, для каждой из многочисленных ячеек-блоков, на которые была поделена территория прогнозирования. И о эврика! Эта кропотливая работа неутомимого исследователя увенчалась успехом! В ячейке-блоке под номером 44  Главный прогнозист обнаружил четыре ноги, голову и хвост. Правда, по своим параметрам они скорее могли принадлежать не дойной корове, а свинье, но когда в результате рудно-формационного анализа обнаружилось, что у прогнозируемого объекта с девяносто процентной вероятностью глаза тоже имеют карий оттенок, все сомнения в прогнозе отпали.

– Блок сорок четыре – вот где Природа спрятала ещё один рудный гигант! – уверенно восклицал Главный прогнозист, излагая нам итоги математического прогноза. Его непоколебимая уверенность, помноженная на привитое ещё в школе уважение к математике, сделали своё дело: некоторый скепсис, имевшийся у других членов нашего славного творческого коллектива, рассеялся, как утренний туман, после восхода июльского солнца. Масло в огонь было подлито и тем, что, Витюша, проанализировав  аэрофотоснимки в пределах выделенного “поправленным поиском” блока 44, обнаружил нечто прохожее на радиально-кольцевую структуру центрального типа, а с ними, как известно, ассоциируют крупные месторождения. Забегая вперёд, скажу, что при проверке на местности структура эта оказалась колодцем, к которому со всех сторон, как лучи к центру, тянулись тропы ходивших на водопой баранов. Но тогда мы ещё не знали этого.

Научный руководитель, внимательно ознакомившись со всеми этими результатами, вызвал меня и Леху на ковер.

– Вот что, дорогие мои, – начал умудрённый жизнью зубр геологии. – Мы стоим на пороге важного открытия. Метод “поправленный поиск”, подтверждённый дешифрированием аэрофотоснимков показал, что в блоке 44 может залегать рудный гигант. Чем это пахнет, я думаю объяснять не надо! – возвысил тональность голоса Научный руководитель. – Дело серьёзное, и чтобы быть до конца уверенным в прогнозе, надо его заверить путём тектонофизического моделирования, которое вам, мои милые, и предстоит провести. Знаю, что это не просто и времени до выезда в поле остаётся мало, но, кровь из носу, сделать это необходимо, на карту поставлено многое, – закончил свой руководящий спич шеф и, почему-то, почесал за ухом.

Надо сказать, что в тектонофизических изысках мы с Лёхой были не новички, однако на пути моделирования были серьезные трудности. Дело в том, что тектонофизическая модель выполняется из желатина, который является оптически-активным материалом: проходящий через него поляризованный свет интерферирует в соответствии с особенностями распределения напряжений в модели, и желатина этого требуется немало. А этот специфичный продукт, так популярный у домашних хозяек и являвшийся неотъемлемым инградиентом студней и рыбных заливных, был весьма дефицитен. Особенную остроту вопрос: где достать желатин, приобретал накануне всенародных праздников, когда милые дамы в массовом порядке варили так любимый на Руси холодец, составлявший, наряду с салатом Оливье, пожалуй,   главную достопримечательность русского стола. Впереди уже маячил славный праздник международной солидарности трудящихся, и нам с Лёхой предстояло проявить чудеса предприимчивости, чтобы раздобыть требуемый продукт в необходимых для проведения эксперимента количествах. Я попытался было, ссылаясь на желатиновый дефицит, настоять на увеличении сроков работ, но Научный руководитель был не прирекаем: мы, не смотря ни на что, в кратчайшее время должны были провести этот важнейший эксперимент. На следующий день Лёха принёс из дому пакетик желатина. “Это всё, что было у мамы”, – сказал он. Мать экспериментатора, свято веря в науку, отдала последние запасы драгоценного вещества, надеясь, что результаты этого важного исследования лягут в основу будущей кандидатской диссертации сына.

–  Теперь на праздник не поешь холодца, вот чёрт! – добавил по привычке Лёха. Чёрт! – было самое крепкое из ругательств, которое можно было услышать из  его уст.

– Наука, мой друг, требует жертв, – произнёс я в ответ на Лёхины чертыханья.

           Получив добро Научного руководителя, я наложил желатиновый оброк на всех членов нашего славного творческого коллектива. Димыч проявил чудеса находчивости и какое-то количество желатина раздобыл для нас на стороне. Наконец можно было приступать к эксперименту. Из фанеры Лёха сколотил специальный ящик, куда был залит желатиновый студень, в который необходимо было имитировать внедрение интрузивного магматического штока. По замыслу изобретателя, лучше всего для этих целей подходил обычный гандон, в который под давлением подавалась вода. Однако первый опыт закончился неудачей: изделие №2 Баковского резинового завода (так стыдливо именовался советский презерватив), не выдержав давления, лопнуло, окатив нас с Лёхой  водой.

– Резина слаба, – констатировал наш Кулибин, вытирая мокрое лицо полой халата. – Говорят, на западе они  значительно прочнее, – добавил он.

– М..да, пожалуй ты прав, – согласился я, вспомнив, что действительно, заграничный аналог, при нашем тотальном дефиците, порой, использовался по назначению неоднократно (после промывки и сушки  на батарее) что, несомненно, свидетельствовало о его высоких эксплуатационно-прочностных качествах. Такое изделие экстра класса – подарок одного из приятелей, побывавших за железным занавесом, оставалось у меня дома в единственном экземпляре. “Что ж, придётся ради науки и мне идти на жертвы”, – подумал я, пообещав коллеге-экспериментатору, что к завтрашнему дню постараюсь решить эту техническую проблему.

На следующий день тектонофизический эксперимент был возобновлён. Внедрение магматической интрузии  в породы,  слагавшие земную твердь Республики, имитировалось вдавливанием в желатин надувавшегося от воды ярко красного презерватива, который своей прочностью наглядно демонстрировал высокий уровень западных технологий.

– Надо же, вот капиталисты, даже гандоны у них пахнут клубникой, – восхищённо восклицал Алексей, контролируя ход эксперимента.

– А это Лёх, чтобы лизали, как ягоду, – заметил я.

Эксперимент был в самом разгаре, когда дверь отворилась, и  в нашу комнату стремительно вбежала Лидия Семёновна – девушка лет шестидесяти, сотрудница соседнего отдела, очень симпатизировавшая Лёхе и пылавшая к нему платонической страстью.

–  А что это вы тут делаете? – игриво спросила Лидия Семёновна, обращаясь к нам.

– Моделируем, –  ответил наш Кулибин.

            – Ой, а это что? – воскликнула Лёхина пассия, указывая пальчиком  на красный, раздувшийся, налитый водой гандон, упёртый в трясущуюся желатиновую массу.

–   Гандон, – бросил я, занятый  наблюдением за ходом процесса.

–  Что, что?

            –   Гандон, или по-научному,  презерватив, – пояснил я престарелой девушке. Лидия Семёновна покраснела до корней волос и, хлопнув дверью, возмущённо выбежала вон. Со мной с тех пор она уже не разговаривала.

            На следующей неделе мы подводили итоги эксперимента. Он показал если не совпадение с математическим прогнозом, то некие тенденции, которые, при сильном желании в общем можно было интерпретировать, как подтверждение выводов, полученных Главным прогнозистом. “Да…”, – глубокомысленно почесывал за ухом Научный руководитель, знакомясь с представленными результатами. – “Что ж, всё говорит о том, что мы, очевидно, на верном пути”. Особенно рад был Главный прогнозист. Он походил на счастливого обладателя выигрышного лотерейного билета, который сулил перевернуть его жизнь. Полученные выводы легли в основу научного отчёта и практических рекомендаций по поискам рудного гиганта, спрогнозированного нами  на территории Республики. С ними нам теперь и предстояло ознакомить местное республиканское геологическое руководство. Что и было осуществлено нами сразу по прилёту в Республику перед началом полевых работ.

 Адажио

Большинство членов Научно-технического совета, казалось, мало занимало то, о чём сейчас  около получаса вещал Главный прогнозист. Когда доклад завершился и его голос смолк, в зале воцарилась мертвая тишина.

– Есть ли желающие высказаться? – обратился к собравшимся Валтих Шайкович Дайшокалов – Генеральный директор местной геологической службы.

Под пронзительным взглядом своего генерала члены НТС стыдливо опускали взор и будто поёживались. Ответом Генеральному была мертвая тишина.

– Ну что ж, тогда позвольте мне, – произнёс Дайшокалов и решительно взошёл на трибуну.

–  Это что же, что же, получается?! –  патетически возвысил он голос. – Мы работаем, трудимся на просторах Республики из года в год, не зная ни сна, ни отдыха, а тут вдруг появляются какие то варяги, – метнул взгляд в нас Генеральный, – и обработав наш материал, нашу геофизику, выдают рекомендации, где говориться, что тут! – ткнул он указкой в центр висевшей карты, – должно быть крупное, можно сказать, гигантское месторождение!

– Да, да, варяги! И использовали нашу, нашу геофизику! – эхом вторил Генералу научно-технический совет.

– А как вы считаете, – обратился к нам Дайшокалов, сделав выразительную паузу, –  главный геофизик у меня специалист, или жопа с ручкой? – Я чуть не упал со стула. Мне показалось, что я ослышался. Главный прогнозист громко икнул, будто проглотил горячую картофелину и стал что-то мямлить себе под нос.

– Так я жду вашего ответа? – возвысил голос Генеральный, стреляя взглядом то в меня, то в Главного прогнозиста, то в местного главного геофизика Турсунбаева, который сидел как на иголках.

–  Мы, мы, – смущённо начал Главный прогнозист, – используя местные материалы, работали в контакте с Аманбеком Адысовичем. Главный прогнозист сделал неуверенный жест в сторону  Турсунбаева.

–    Ах, так! – перебил моего коллегу Дайшокалов. – Значит это совместные выводы?

–   М..м.., да, – замявшись, вытолкнул из себя Главный прогнозист.

–    Ну, если так, тогда! Тогда это другое дело!

–    Да, да! Другое дело, – эхом завторил своему шефу хор членов НТС.

–   Кто у нас готовил отзыв на отчёт? – обратился генерал к учёному секретарю.

            –  Лыкодралов готовил, Валтих Шайкович, – заспешил с ответом маленький, сгорбленный человечек, похожий на гнома, протягивая отзыв.

            Следует сказать, что Иван Леонидович Лыкодралов, которому было поручено написать отзыв, был человеком скрупулёзно-въедливым, но не без способностей. Был он чем-то вроде нашей тени на протяжении почти всех лет, которые мы  работали  в Республике. “Наш народный контроль”, – называл его Витюша. С провинциальной дотошностью Лыкодралов со своей группой, точь в точь, повторял всё то, что делали мы.  Началось это ещё тогда, когда мы изучали месторождение, название которого в переводе с тюркского  звучало довольно мрачно – Чёрная могила. По утрам, встречаясь с Лыкодраловым и его подручными на загаженном баранами и людьми складе, где хранился керн скважин, мы  вежливо раскланивались. Разложив на земле ящики со столбиками выбуренного керна, мы принимались за работу: считали количество прожилков, отбирали пробы и шлифы. Закончив, складывали тяжёлые ящики в стопку. После обеда, вернувшись на кернохранилище, мы в изумлении обнаруживали, что те же ящики  разложены на земле вновь и теперь над ними уже колдует  Лыкодралов со товарищи. Поначалу это вызывало удивление. На прямые вопросы Иван Леонидович что то невнятно бормотал, ссылаясь на утверждённый начальством проект. Шёл он по пятам и тогда, когда стали разворачиваться работы на месторождении Тёплый Жаур. Как только мы представили местному начальству вновь составленную геологическую карту этого перспективного месторождения, отряд нашего преследователя в спешном порядке начал картирование этой же площади в том же масштабе. Заградотряд Лыкодралова постоянно дышал нам в спину. “Доверяй, но проверяй”, – ценное указание основателя советского государства в Республике выполнялось неукоснительно. Наш Научный руководитель, начавший свою карьеру в период, когда геологов ещё сажали с формулировкой “за сокрытие в недрах”, поступал мудро, не вступая из-за этого “пригляда” в конфликт ни с Лыкодраловым, ни со стоявшим за ним местным начальством. Наоборот, Научный руководитель как бы покровительствовал Ивану Леонидовичу, намекая, что поможет, если тот задумает, защитить кандидатскую диссертацию. Несмотря на несуразность такого положения, с Лыкодраловым и его ребятами у нас установились нормальные, а временами даже почти тёплые отношения. Это и не удивительно, когда в пустынной степи находятся рядом два полевых лагеря: обмен визитами, приглашения на пирушки по случаю подстреленного сайгака сглаживают возникающие шероховатости. И вот нашему старому знакомцу было поручено подготовить на наш отчёт отзыв с пристрастием. И Иван Леонидыч, добросовестно выполняя наказ начальства, потрудился на славу,  раскритиковав это научное произведение  в пух и прах.

              – Я думаю, стоит зачитать лишь заключительную часть,  – произнёс Дайшокалов, открывая последнюю страницу отзыва, где был учинён обстоятельный разгром нашего отчёта и вытекающих из него рекомендаций.

               – Да, да, только заключительную, – согласно закачались лысины и седины членов совета. Генеральный поправил очки и голосом, в котором чувствовался металл, начал читать:         “Подводя итоги всестороннего рассмотрения, и взвешивая все за и против, мы должны констатировать, что  вышеуказанный отчёт и рекомендации принять нельзя………”. В этом месте Генеральный запнулся, по рядам членов совета пронесся сдавленный вздох, похожий на стон, но, как опытный рулевой, одним движением штурвала спасающий судно от катастрофы, Валтих Шайкович, будто справившись с невидимым препятствием, победно завершил фразу: “…принять нельзя, только как с отличной оценкой!”

– Да! Да! Несомненно, с отличной оценкой! – раздались дружные голоса членов совета.

Я взглянул на Главного прогнозиста. Мне показалось, что ещё мгновение, и он вскочит и, подпрыгнув до потолка, победно закричит Ура..аа! Это был триумф на пороге разгрома.

–  Отзыв перепишешь к завтраму, – выразительно прошипел сидевшему рядом Лыкодралову учёный секретарь.

– Поздравляю, поздравляю! – пожимал нам с Главным прогнозистом руки Дайшокалов, – я всегда считал, что только совместные усилия наших столичных учёных и местных производственников могут дать хорошие результаты, и сегодня это  блестяще подтвердилось, мы на пороге новых, новых открытий.

Вечером, по случаю успешной защиты нами был устроен приём. В целях конспирации на него были приглашены только сотрудники партии. Местом проведения этого важного, хотя и не протокольного, мероприятия стал наш родимый 66-й газон, традиционно припаркованный Сатурном Андреичем во дворе геологического управления. Тяжёлая армейская машина была хорошо подготовлена для подобных мероприятий. Внутри металлической будки, заменявшей штатный брезентовый кузов, помещались рундуки и вьючники с посудой и продовольствием. При входе с одной стороны стояла молочная фляга с водой, с другой –  плита с газовым баллоном, за складным столом могли вполне комфортно разместиться  человек восемь. Достоинством было и то, что по завершении подобных мероприятий, на положенных поверх листах толстой фанеры могли одновременно спать пять человек и ещё один (или одна) в кабине в специальной, похожей на носилки, люльке. В общем, 66-й имел всё необходимое для автономного плаванья, как на полупустынных   пространствах Республики, так и тогда, когда служебная необходимость заставляла нас наведываться в республиканские центры цивилизации, как было и на этот раз.  Ещё одной причиной проведения данного мероприятия было то, что пока мы с Главным прогнозистом стояли грудью на защите отчёта, наш геологический отряд пополнился: Колюня, съездив на УАЗе в аэропорт, привёз, прилетевших из Москвы Димыча, и Шурика, с неразлучной гитарой, и, кроме того, с ними прибыла одна, но, зато, кажется, замечательная девушка-практикантка по имени Валя. Из числа местного населения на приём был приглашён наш старый друг охотник Гагарин, которого я ежегодно оформлял сезонным рабочим. Он, хотя и не принадлежал к коренной национальности, однако, родившись и выросши здесь в результате мудрой национальной политики славного продолжателя дела основоположника научного коммунизма, являлся знатоком местных особенностей, традиций и обычаев. Но главное, он знал, где проще всего в городе можно было раздобыть вина.

После напряжённого трудового дня все при свете переноски собрались за праздничным дастарханом. Я разлил по кружкам спиртное, причём Сатурн Андреич, традиционно попросил налить ему “карих глазок” – так он любовно называл денатурат, которому отдавал предпочтение перед другими напитками. Первый тост  был провозглашён за удачную защиту отчёта и удачное начало сезона. Потом пили за Главного прогнозиста, достойного представителя нашей прогностической школы. Потом выпили (для верности по два раза) за здоровье и успехи каждого из присутствующих, в том числе за милых дам, которых представляла за праздничным столом Валя. После чего начался импровизированный концерт художественной самодеятельности. Шурик с гитарой как всегда солировал. Исполнял он всё с большим чувством. Особым успехом почему-то пользовалась песня “на Кавказе есть гора самая высокая”, а также известный шлягер “Эх, Одесса жемчужина у моря”. Как обычно, на этой стадии опьянения начались научные дискуссии.  Главный прогнозист стал втолковывать нам с Димычем, что концепция дрейфа литосферных плит ни под каким соусом не может служить основой для крупномасштабного прогноза. Потом Сатурн пытался исполнить лезгинку на ступенях вестибюля геологического управления, однако, растянувшись на крыльце, после неудачного па вынужден был  прекратить танец. Праздничный приём закончился далеко за полночь. Утром меня разбудил молодецкий храп шофера-аса  Сатурна Андреича. На куче снаряжения, покрытой войлочной кошмой, спали в обнимку Главный прогнозист и Димыч. Милый Шурик сопел, нежно обхватив за талию гитару, клочья его бороды торчали меж струн. Валя уже встала и, видимо, пыталась осознать свою, первую в жизни ночь, проведённую в кабине славного детища советского военного автомобилестроения. Из стоявшего рядом чахоточного УАЗа доносился, похожий на звериный рык, храп Колюни. За поздним завтраком, желая  прояснить ситуацию, Сатурн Андреич, глубокомысленно и как бы не к кому персонально не обращаясь, произнёс: “А ведь неплохо вчера отметили отчёт! И приняли немало, и как будто голова не болит?!”. Главный прогнозист молчал, отхлебывая из кружки огуречный рассол, любезно раздобытый где-то Гагариным. Участники вчерашней  party неопределённо кивали головами.

 Рондо капричиозо

Главный геофизик Турсунбаев  был человек честолюбивый. Слава первооткрывателей прошлого не давала ему покоя. Сокровенной мечтой Аманбека Адысовича было, войдя в число первооткрывателей крупного месторождения, нацепить на лацкан пиджака медаль лауреата Ленинской премии, или, на худой конец, – орден с профилем вождя мирового пролетариата.

– Сорок четвертый блок, сорок четвертый блок, – судорожно повторял он, идя после защиты к себе. Войдя в кабинет, он закрыл  на ключ дверь,  достал из сейфа карту, и склонился над ней. “Да, сомнений быть не могло”! – именно  там, в пределах площади, которую эти московские варяги называли  блоком 44, располагалась геохимическая аномалия, с которой Турсунбаев связывал свои честолюбивые надежды. Об этой аномалии знал лишь он. Аномалия была выявлена в пятидесятые годы, когда в Республике развернулись широкомасштабные работы по металлометрическому опробованию, но информация о ней случайно затерялась. Турсунбаев наткнулся на неё, перебирая   старые архивы. Это был его выигрышный билет,  шанс на успех, его козырная карта, которую он намеревался использовать в подходящий момент. Важно было правильно его выбрать, чтобы не упустить удачу: он знал, что желающих пристроиться к успеху, а то и оттеснить его найдётся немало. Теперь, когда по результатам математического прогноза этих столичных варягов, на площади, где находится его аномалия, начнутся поиски, нужно было действовать безотлагательно и наверняка.

            – Кого-то все равно придётся привлекать, – размышлял Турсунбаев, – Главный московский прогнозист будет требовать слишком многого,  упирая на свой прогноз, лучше, наверное, привлечь конфиденциально для обследования аномалии в блоке 44 его коллегу – он ведь просто начальник партии, и кажется, без излишних амбиций.

            –   Восток – дело тонкое, –  пояснял Турсунбаев, посвящая  меня на следующий день в свой план. Будто непонятливому ребёнку он втолковывал, почему до поры до времени надо  держать в секрете данные о рудной аномалии в блоке 44. В общем, прежде, чем во весь голос заявить об обнаружении оруденения,  я должен был конфиденциально отобрать на аномалии контрольные пробы, а он позаботится, чтобы их быстро проанализировали в лаборатории. “Естественно под условными номерами”, – добавил он. И бес попутал меня, я согласился, околдованный заманчивой перспективой первооткрывательства, которую не без таланта раскрывал предо мною Аманбек Адысович. Тем более в мои планы все равно входило рекогносцировочное обследование этого блока.

Спустя три дня, закончив все дела в городе и получив переписанный Лыкодраловым положительный отзыв на отчёт, мы разъезжались в разные стороны. Часть партии под предводительством Главного прогнозиста на Колюнином УАЗе  отправилась  в район Тёплого Жаура, где должен был быть разбит базовый лагерь. Мой же отряд, состоящий из трёх настоящих мужчин и замечательной студентки Вали, оперативно переведенной одним счастливчиком в разряд женщин (что ей очень понравилось), выехал на 66-м в направлении сорок четвёртого блока. Собственно звания настоящего мужчины без оговорок заслуживал  лишь Шурик, совершивший альпинистские восхождения на ряд неприступных горных вершин страны и носивший значок мастера спорта СССР. Мы же с Сатурн Андреичем были лишь претендентами на это высокое звание, рассчитывая получить его за заслуги в других областях.

Дорога на 44-й блок была не ближней свет и подтверждала мысль о том, что проблема «дороги и дураки» также актуальна и в Республике. Однако, благодаря потрясающей проходимости советской армейской машины, виртуозному искусству её водителя и героическим усилиям остальных членов экипажа к концу вторых суток 66-й, рыча оторванным глушителем в сизых клубах  дыма от попадавшего в цилиндры масла, преодолев последний водораздел, спустился в широкую сухую долину. Это была цель маршрута. Рудный клад скрывался где-то здесь: тайная Турсунбаевская  аномалия прямо свидетельствовала об этом. “Ну вот, кажется, и добрались, будем ночевать здесь”, –  произнёс я, вылезая из кабины и разминая затёкшие члены.

К сожалению, первая ночь не обошлась без потерь. С вечера на улице было оставлено несколько связок полукопчёной колбасы, которую перед отъездом раздобыл Сатурн Андреич в городе, очаровав известными прелестями Марусю, трудившуюся не только в качестве “мертвой души” у нас в партии, но и на местном мясокомбинате. “Пусть побудет на холодке”, – рассудил опытный водила, ложась спать, что, как выяснилось на утро, было весьма неосмотрительным. Колбаса, на которую мы возлагали столько надежд, стала лёгкой добычей собак, пасших неподалёку овечье стадо, принадлежавшее аборигену-кочевнику. Тем не менее, преодолевая все трудности и обстоятельства,  наш отряд приступил к самоотверженной работе. Смущало лишь то, что, уточнив на местности привязку аномалии, я обнаружил, что располагалась она как раз в сухом русле временного водотока. Это озадачивало. “Не является ли она ложной”? – разумно размышлял я. В литературе описывались подобные аномалии, которые мигрируют во время весенних паводков и не свидетельствуют о наличии коренных руд, будучи сформированы, что называется, с бору по сосенке. Тем не менее, определив центр аномалии, я разбил серию профилей, по которым предстояло отобрать геохимические пробы. Надежда на успех подогревалась и верой в математический прогноз. Да и результаты по методу “поправленный поиск” не противоречили результатам нашего с Лёхой моделирования на желатине.

Забегая вперед, и опуская подробности геохимического опробования, скажу, что, к сожалению, этим надеждам, не смотря на наши героические усилия, не суждено было сбыться. Ведомости анализов, отобранных проб пестрели почти сплошными нулями. Было очевидно, что опасения относительно того, что аномалия ложная, были небезосновательны. В довершение ко всему выяснилось, что у 66-го полетел задний мост, челночные путешествия по каменным развалам и ухабам с пробами и обратно не прошли для него даром.  “Больше я сюда не ездун, не ездок и не ездец”!!! – доносились из-под машины эмоциональные восклицания Сатурна Андреича, безуспешно пытавшегося помочь своему стальному другу. Несмотря на то, что возвращаться пришлось на переднем мосту, 66-й держался молодцом. Но продолжалось это не долго, кажется, стальной мерин крепился до последнего: лишь после трёх часов пути он вдруг задёргался как припадочный, а затем встал как вкопанный. “Пропала искра”, – уверенно поставил диагноз Сатурн, осмотрев внутренности своего друга. К счастью у него в бардачке оказался запасной трамблёр, поменяв который, мы продолжили наш скорбный путь.      

“Почему 66–й часто ломается, ведь машина серьёзная, армейская”? – задал я Сатурну вопрос, когда наш стальной друг, снова накручивал на скаты выжженную степь.

– Э, Михалыч, – разъяснил мне водитель. Во время войны мы в отличие от английских “Аэрокобр” производили истребители, ресурс моторов которых  составлял лишь 100 часов, больше всё равно не налётывал ни один, – cбивали. Так же и армейский 66–й делается из расчёта, что долго не проходит, либо на мине подорвется, либо угодит под бомбёжку. Смысла нет рвать жопу, это лишь американские “Студебеккеры” после войны ещё лет двадцать бегали по нашим дорогам.

            Удручённый, я покидал блок 44. Конечно, ещё более удручён был очевидно Турсунбаев: надежды на лауреатство растаяли, как весенний снег. Было грустно. “Ошибка первого рода,  кажется так,  Главный прогнозист называл случай, когда положительный прогноз не оправдывается, – думал я, трясясь в машине по пыльной степи и успокаивая себя тем, что, быть может,  не всё потеряно и надо продолжать поиски. Рычал мотор верного ГАЗ-66, упорно наматывавшего  по степи километр за километром. Мы то взбирались на небольшой перевал, то сваливались в широкую сухую долину. До Тёплого Жаура, где располагался базовый лагерь, было ещё далеко. Лишь спустя сутки показались очертания знакомых сопок. Тёплый Жаур  был уже рядом, когда Сатурн очередной раз тормознул машину.

           – Что, опять хрусталь? – спросил я. Дело в том, что на дороге, порой, в весьма обильном количестве валялись пустые бутылки. Рачительный Сатурн Андреич собирал их и складывал во вместительном кузове своей машины. Когда же после скитаний по степи, мы попадали в город, на сданную посуду (или как он называл её – хрусталь) он покупал несколько бутылок вина и устраивал маленький праздник. Поэтому ведомый им 66-й часто тормозил и останавливался. Так было и на этот раз. Забросив в кузов добрую порцию хрусталя, мой спутник расстёгнул ширинку, намереваясь справить малую нужду. Решив последовать его примеру, вылез из кабины и я и отошёл в сторону. Сатурн Андреич строго следил, чтобы, при выполнении этого действия пассажиры отходили от машины. Помочиться на скат было самым большим грехом, сделавший это попадал в большую немилость мастера-наездника.

             Я стоял лицом к солнцу, совершая то, что хотел. Вдруг, на земле, омытой струёй, в лучах заходящего солнца что-то блеснуло. Я нагнулся и поднял мокрый обломок камня. “Руда”! – пронзила мысль. Да! Да! Это была она, я не ошибался. Я разглядывал слабо окатанный кусочек камня со всех сторон. Вытащил из кармана лупу. Это было как раз то, что мы безуспешно искали за сотни километров отсюда в таком перспективном блоке 44, искали и не нашли. “Готовь чай”,– сказал я  Сатурну, а сам, взяв молоток, ринулся осматривать окрестности. Окатанные рудные обломки  встречались на достаточно большой площади, похоже,  это была россыпь, которая, судя по всему, могла быть  промышленной.

             На следующий день в лагере я показывал свою случайную находку. Научный руководитель, накануне прилетевший из Москвы, внимательно осмотрев образцы, затребовал геохимические карты.  “Будем искать здесь”, – ткнул он пальцем в место на карте  и начал замечательную лекцию о том, как в результате разрушения коренных руд образуется россыпь. Лекция продолжалась около трёх часов. Нам была поведана история о том, как в молодые годы Научный руководитель открыл два месторождения и завалил в тайге медведя. Главный прогнозист был в отъезде, поэтому благодарную аудиторию составляли я,  Витюша и Лёха. Затем, перейдя к общетеоретическим вопросам, шеф все геологические дисциплины охарактеризовал коэффициентом спекулятивности, особенно досталось тектонике, состояние дел в которой было охарактеризовано, как “тектонический бедлам”.  Когда начался второй час лекции, сначала я, а затем и Витюша, под благовидными  предлогами покинули её. Леха же, как человек воспитанный, держался до конца. Вздох облегчения сорвался с его уст лишь тогда, когда повар Сергей Петрович Пшеничный гонгом возвестил об обеде.

            Бывший артист московских театров Сергей Петрович Пшеничный заканчивал после обеда мытьё посуды, когда я озадачил его вопросом: “Петрович, хочешь подзаработать”?

            – А что есть аккордная работёнка?  – поинтересовался долговязый, почти двухметровый  гигант, поражавший всех своей работой на камбузе. Выражалось это целым рядом феноменов, которые вряд ли  были под силу мастеру кулинарных дел. Каша, сваренная театральным деятелем, занимавшим должность кока, имела такую консистенцию, что ложка в ней стояла. Но это было не всё. Каша вынималась из кастрюли как пасхальный кулич. Её можно было спокойно ставить на стол и резать ножом! Были ли таковыми же его успехи на театральных помостках, сказать трудно. И если мужская часть нашего доблестного коллектива, относилась к кухонным усилиям Петровича со снисхождением, то замечательная студентка Валя, с женской непосредственностью прямо высказывала всё, что она по этому поводу думала. Жаловался на Петровича и другой студент-практикант Казы.

– Мыхалыч, я кушать нэ буду, – заявил он как–то.

– В чем дело, Казы? – поинтересовался я.

– Пасматры куда Пытровыч ложка суёт, – ответил студент.  Я вышел из палатки и взглянул на повара, колдовавшего у плиты. Из-за жары Сергей Петрович Пшеничный был в одних плавках, в которые была засунута деревянная поварёшка. Время от времени, он вынимал  её из плавок и, помешав варившуюся фирменную кашу, засовывал обратно в плавки, стерильность которых вызывала явные сомнения.

– Ладно Казы, разберусь, –  успокоил  я студента, –  лучше скажи мне, записал ли ты в журнал образцы, составил ли опись проб, отправляемых на анализ?

– Канэчно, началнык, и запиздэлана и опиздэлана, – отвечал усердный Казы.

С Петровичем незамедлительно была проведена соответствующая политработа, при этом, в целях большей доходчивости, был   использован мощный арсенал средств русского языка. Однако, учитывая складывающуюся ситуацию и вышеизложенные особенности нашего, к сожалению не кончавшего кулинарного техникума, шеф-повара,  я решил временно задействовать на  пищеблоке Валю, а Петровича поставить на рытьё шурфов, так как  других рабочих рук было не найти. Что такое безработица, мы знали тогда лишь из книг о загнивающем капитализме. Чтобы определиться с россыпью, необходимо было пройти три линии неглубоких шурфов и отобрать пробы. Это требовало дополнительного материального стимулирования. Для оплаты подобных работ, как и любого начальника партии у меня имелся, так называемый, “безлюдный фонд”, образовывающийся путём оформления “мертвых душ” из числа местного населения, которое представляли охотник Гагарин и Маруся,  оказывавшая услуги по хранению зимой в своём сарае экспедиционного барахла и иногда, как уже упоминалось, снабжавшая нас колбасой.

            Спустя день Петрович начал копать шурфы. Надо сказать, что с лопатой и ломом он был знаком понаслышке, а кайло вообще видел впервые. Однако воодушевлённый условиями аккордной оплаты: “ямка – четвертной”, с энтузиазмом взялся за дело. И работа закипела, шанцевый инструмент в его могучих руках оказался более эффективен, нежели поварёшка. На подмогу ему бросили и Колюню. По шлиховым пробам, отобранным из шурфов, пройденных Петровичем, получалось, что действительно вырисовывается небольшое, но промышленное месторождение. Покумекав с Научным руководителем, мы прикинули прогнозные запасы, получалось, что открытая нами россыпь – реальный объект для старательской отработки. Отчёт и рекомендации по её дальнейшей разведке мы направили местному геологическому начальству. Позже по итогам работ написали статью, и мудрый Научный руководитель в число соавторов предусмотрительно включил Валтих Шайковича. Это сразу дало положительные следствия: россыпь была без промедления разведана. В Республике после бурного периода массовых открытий наступил определённый застой, и потому, наше нежданно¾негаданное, пусть маленькое, но реальное открытие, оказавшееся синицей в руках вместо растаявшего как журавль в небе виртуального рудного гиганта, было вполне к месту.  Работа продолжалась, незаметно наступил август.

       Надо сказать, что несмотря на полупустынный ландшафт, территория Республики считалась опасной по энцефалиту.  Поэтому, перед выездом в поле, все делали прививку и затем  уже не вспоминали об этой опасности, хотя инструкцией  при работе в энцефалитных районах рекомендовался ежедневный взаимный осмотр.   Клещи порой действительно встречались, поэтому Научный руководитель поступал мудро и, возвращаясь из маршрута, особенно, когда приходилось продираться сквозь заросли кустарника, практиковал эту процедуру. По своему богатому опыту работы в тайге он знал, что клещ любит забираться порой в самые интимные места. Очевидно, сосать там действительно слаще. Обычно для этого ответственного мероприятия Шеф привлекал Димыча. Однако на этот раз адъютант отсутствовал. Поэтому Научный руководитель поманил пальцем Колюню, как обычно возившегося со злосчастным УАЗом, требовавшим перманентного ремонта.  Колюня оставил своего железного друга и подошёл, вытирая ветошью замасленные руки.

            – Смотри внимательно! – строго сказал Дядя водителю и, развернувшись спиной к Колюне, резко нагнулся и быстро стянул с себя штаны, обнажив белый зад. Потрясённый Колюня уставился на сверкнувшую на солнце задницу шефа, потеряв дар речи. Его горилообразная челюсть отвисла.

            –  Ну, что-нибудь есть? – спросил Научный руководитель. Перевёрнутое лицо шефа, разместившееся между ног, вопросительно смотрело на застывшего в изумлении шофёра.             Колюня нагнулся и стал напряжённо вглядываться в промежность учёного.

           – Кажется, кардан на месте, – неуверенно произнёс водитель, со всех сторон оглядывая свисавший меж ног предмет мужской гордости их превосходительства.

   – Да не о том я, – нетерпеливо воскликнул шеф. – Клещи есть?

               –   А, клещи, – наконец догадался Колюня. – Не, не видать.

            Научный руководитель удовлетворённо распрямился, натянул штаны и, успокоенный, направился к своей палатке, предвкушая предстоящий отдых и ужин.

            –    Хм…м.., – промычал что-то про себя Калюня и, почесав за ухом, направился к УАЗу, чтобы продолжить приводить в боевую готовность своего стального коня.    

          Следует   сказать, что проблема автотранспорта  была для нас постоянной головной болью, происходившей то от поломки трамблёр-жиклёра на 66-м, то  от УАЗовского сцепления, а  то  просто из-за отсутствия бензина. Современному читателю, особенно молодому, трудно объяснить: отчего в стране, выкачивавшей колоссальное количество нефти, наблюдался перманентный дефицит бензина. “Нужен транспорт, независящий от благосклонности королев бензоколонок!” – решил однажды изобретательный Лёха и, вдохновлённый примером англичанина, перелетевшего через Ла-Манш на аппарате движимом силой ног, предпринял попытку создать аналогичную конструкцию для работы в поле.

           – Надо, чтобы аппарат был складывающимся, удобным в транспортировке, – пояснял нам изобретатель, когда его застали за распилкой пополам велосипеда, к которому наш Кулибин планировал приспособить винт, аналогичный вертолётному.

         –  Главное бензина не требует! – восклицал он, потрясая эскизом, выполненном на клочке бумаги.

–  А вот это радует, – глубокомысленно замечал Витюша, человек хозяйственный и обстоятельный. – С бензином в поле действительно проблемы, но велосипед-то Лёх, ты зря испортил, не взлетит он всё равно, – констатировал Виктор, пытаясь состыковать распиленные половины.

– Не лезь, если ничего не смыслишь в авиации, – возразил изобретатель. Его отец работал зам. главного бухгалтера на авиапредприятии и потому наш конструктор считал себя  весьма подкованным  в области авиастроения.

– Да уж конечно, куда нам бывшим мариманам в небо, – произнёс Виктор, отслуживший срочную на флоте. – Ну, давай, давай, семь футов тебе под килем.

Несмотря на общий скепсис, аппарат в разобранном виде был доставлен в поле. Однако после испытаний, которые Димыч назвал – степное авиашоу, выяснилось, что передвигаться он может лишь по грешной земле, и тем не менее, изобретатель не унывал. “Ведь бензина всё равно не требует, и работа идёт быстрее”! – говорил он, взгромоздившись на раму  и выезжая в очередной маршрут.

Так день за днем  летели трудовые будни, которые, как пелось тогда в одной сверх патриотической песне – праздники для нас.  Вообще, надо сказать, что из-за почти полного отсутствия лесов и удачного сочетания местного ландшафта и климата работа в Республике – была мечтой любого геолога. Огромные гранитные массивы, разбитые сеткой трещин и древние потухшие  вулканы с лавовыми плато, смятые в складки пласты и выходящие на поверхность рудные жилы представляли собой полностью обнажённые, как звезда стриптиза, объекты. Другая причина интенсивной работы заключалась в том, что никаких развлечений не было. Шахматные баталии, разгоравшиеся по вечерам в основном между Витюшей и поваром Петровичем, были не в счёт. Кроме того, с выездом в поле мною был установлен сухой закон, поэтому, помимо работы, и делать было действительно нечего. В связи с этим трудились без выходных по пол месяца,  чтобы затем, скопив выходные, провести их на берегу огромного озера, раскинувшегося среди песков и скал. До него было, правда,  более сотни километров бездорожъя, но, для хорошего шофёра, как говаривал мастер–ездун  Сатурн Андреич, следуя Колымской зековской поговорке: “Сто километров не расстояние, сто рублей не деньги и сто лет не старуха”. За полмесяца упорной работы все заметно уставали и с радостью ожидали этой поездки, чтобы расслабиться и снять накопившийся стресс. Этому способствовала прекрасная рыбалка, купание, а также то, что на этот период сухой закон временно отменялся.

Солнце повернуло уже на запад, когда караван из шедшего впереди рычащего, как зубр 66-го и, по-козлиному блеявшего вслед за ним УАЗа,  наконец достиг благословенного побережья. Утомлённый солнцем и тряской дорогой личный состав нашей славной геологической партии дружно издал радостный победный клич и с энтузиазмом принялся разбивать палаточный лагерь. Накатывавшиеся молочно-голубые волны с тихим шумом ласково лизали песчаный берег, а народ, измученный сухим законом, жаждал, с нетерпением ожидая начала заслуженного отдыха.  Тем более, для расслабления по полной программе, действительно был весомый повод: нашему дорогому водителю-асу Сатурну Андреичу именно сегодня исполнялось пятьдесят. По случаю этого знаменательного события готовились юбилейные торжества. Строго следуя указаниям партии и правительства, взявшим курс на здоровый образ жизни, были запланированы спортивные соревнования: в их программе значились: кросс по пересечённой местности; заплыв по озеру; а также стрельба по пустым бутылкам. И если программа по плаванию была реализована немедленно, стрельба отложена на потом из-за временного отсутствия пустых бутылок, то старт кроссу был дан сразу же после завершения водных процедур, в расчёте на то, что  пока народ бежит, опытный  Петрович, приготовив напитки и закуски для праздничного стола, встретит на финише победителей весьма желанными призами, в емкостях,  адекватных занятым в забеге местам.

Воодушевлённые такими перспективами участники соревнований, как только прозвучал выстрел из ружья, означавший старт, устремились вперёд. Не буду описывать всех перепитий этого незабываемого забега. Наверное, со стороны (зрителями, однако, были только пасшиеся вдалеке бараны) всё это выглядело (на их бараний взгляд) весьма странным: впереди по безлюдной степи, задрав бороду и поднимая облако пыли, нёсся спортивный Шурик;  далее,  войдя в раж, часто работая руками и тяжко дыша, его упорно преследовал Главный прогнозист; тройку лидеров замыкал Ваш покорный слуга; за которым ловко рассекал пространство Димыч; борьбу  за предпоследнее место, идя ноздря в ноздрю  где то в хвосте забега, вели Лёха с Колюней. В общем, по своему накалу  соревнования не уступали олимпийским. На финише победителей ждали заслуженные награды, но главное, здесь же под возведённым тентом как по мановению волшебной палочки раскинулась скатерть¾самобранка, ожидавшая участников спортивного праздника. Были тут и подкопчёная  сайгачья нога, и картошечка, и макарончики с консервами, и традиционный минтай в томатном соусе, и разные милые мелочи, как, например, дикая черемша. Однако главным украшением стола являлась  батарея бутылок, притягивавшая вожделенные взоры. Наконец, все были в сборе, заняв места у  ломившегося от яств дастархана. Сперва выпили за здоровье именинника, потом за советский спорт, за удачный уик–энд, за успешную рыбалку, традиционно за женщин, и лично за замечательную студентку Валю, а  затем началась культурная программа под названием “У костра”. Главный прогнозист, вспомнив детские занятия бальными танцами, исполнил со студенткой па де де из балета “Сон в летнюю ночь”. Потом нечто похожее, но в разных вариациях, с очаровательной Валей проделали другие желающие. Музыкальное сопровождение осуществлялось вокально-инструментальным  ансамблем из двух гитар, ударных  на кастрюлях, в исполнении Димыча, а также  самодельного ксилофона, на котором старательно солировал Лёха.

Когда утомлённая огненными танцами, замечательно раскрасневшаяся Валя присела за стол, Казы с кавказской галантностью принялся ухаживать за своей сокурсницей,– Кушай Валэчка, пей, прэлесть, – приговаривал он, подкладывая ей на тарелку закуски и подливая вино. Когда вновь грянула музыка, возле студентки в галантном полупоклоне застыл, уже заметно пошатывавшийся Сергей Петрович Пшеничный.

–  Разрешите пригласить на танец вашу девушку? – обратился он к Казы.

– Кто дэвушку пьёт и кушает, тот её и танцует! ­– назидательно ответил Казы ненавистному повару и, взяв Валечку за руку, вывел её в круг. Веселье продолжалось. Танцы сменялись пением.

Талантливый Шурик исполнил новую песню, написанную общими усилиями специально ко дню рождения Сатурна, которая начиналась так:

               Дорогой Сатурн Андреич, мать твою ети,

               Песню про тебя сложили, что не так, прости.

                 Далее шло куплетов десять, в которых описывались  подвиги и достоинства юбиляра, который важно сидел у костра, сложив как аксакал,  по-восточному ноги. Заканчивался этот поэтический шедевр пожеланием имениннику:

Принимая “карих глазок”, будь всегда здоров,

До ста лет крути баранку, плюй на  докторов.

                 Виновник торжества, принявший уже полкило этого любимого напитка, прослезился слушая такое, чувства, нахлынувшие на него, требовали выхода. Он вдруг поднялся и на глазах изумлённой публики прыгнул в костёр. Главный прогнозист, видимо оказавшийся на этот момент наиболее трезвым, математически выверенным точным движением выдернул из огня объятую пламенем  фигуру именинника, спася тем самым  новоявленного огнепоклонника от больших неприятностей.  Поджарен был лишь профессорский костюм мастера–водителя, который он надевал в особо торжественных случаях.  Дальше party продолжалась уже без юбиляра, который, распоряжением начальника партии, был отправлен спать. Из других памятных событий этого вечера заслуживает внимания, пожалуй, лишь попытка повторения забега, предпринятая, после десятого стакана, неудовлетворённым занятым в кроссе местом отважным Витюшей, который вдруг вскочил и с воинственным криком бросился в ночную степь. Ориентируясь на сигнальные ракеты, которых пришлось спалить почти целую коробку, наш дорогой коллега всё же смог возвратиться в лагерь ещё до окончания этого памятного вечера.

А утро началось с проверки поставленной с вечера сети, которая была полна судака, воблы, леща, жереха. И надо же такому случиться, как только сеть с рыбой оказалась на берегу, откуда ни возьмись, появился рыбнадзор.

– Республиканская рыбинспекция, инспектор Жулюпов, – приложив руку к помятой фуражке с крабом, представился защитник местных рыбных богатств. – Ваши документы? Я понял, что мы (как говорят женщины) залетели, однако мелькнула надежда на благоприятный исход. Духмяный перегар, исходивший от инспектора, свидетельствовал, что он, так же как и мы после вчерашнего, болен аналогичной болезнью. А так как в моём сейфе оставалась бутылка с НЗ начальника партии, это давало основание надеяться на выход из ситуации малой кровью,  то есть без протоколов и писем в Москву руководству института. И надо сказать, прогноз оправдался. Однако, после того, как приглашенный в палатку инспектор, прикончив (с моей помощью) бутылочку НЗ, заявил, что требует (как в том известном фильме) продолжения банкета, я понял, что просто так от него не отделаться.

– Срочно надо сматываться отсюда, – зашептал мне на ухо Сатурн Андреич, – а то ещё арестует машины.

– Да, собирайте в срочном порядке вещи, и будем рвать когти,  – прошипел я ему в ответ.

– А куда это Вы так засобирались? – поинтересовался  Жулюпов, выглянув наружу, и увидев, что мои ребята спешно кидают в машины полевое имущество. – Мы ещё должны съездить на охоту за сайгой, – обрадовал страж природных богатств.  “Да, кажется,  действительно не отвертеться”, –  понял я и приказал Сатурну готовить 66-й для охоты.

ГАЗ-66 дремал, поблёскивая глазницами стёкол тупоносой кабины, похожей на плоское лицо аборигена-кочевника. Когда мастер-наездник, подняв капот, выдернул и снова воткнул щуп, проверяя уровень масла, а человек в фуражке с крабом, вытащив из кобуры пистолет, послал в ствол патрон, 66-й понял, что предстоит погоня за сайгаками. Всеми фибрами своей металлической души он содрогнулся, вспомнив бешеные гонки, запах сгоревшего сцепления, сайгачью кровь на полу кузова. Старик будто специально долго не заводился, наконец, упорный  ас-наездник укротил упрямца,  и армейский грузовик, словно нехотя, рыча и огрызаясь, двинулся в степь. 66-му вспомнилась одна из его последних охот – ночная, когда они едва ушли от ЗИЛка,  на котором с прибором ночного видения их преследовала охотинспекция. Теперь же инспекция сама ехала  браконьерить. «Се ля ви», – такова жизнь.

Вскоре 66-й уже нёсся за стадом сайгаков. Стрелка его спидометра замерла на цифре 80. Когда расстояние между машиной и бегущим стадом стало совсем небольшим, сидевший в кабине страж природы выхватил свой ТТ и открыл беспорядочную стрельбу по бедным животным. Но то ли выпито было товарищем  Жулюповым слишком много, то ли просто был он совсем не Ворошиловский стрелок, но, расстреляв всю обойму, он подранил лишь одного рогача, хотя и весьма крупного. Машина наседала добыче на пятки. Раненый зверь бежал всё тише и тише. Наконец он, не выдержав погони, рухнул наземь.  Жулюпов выпрыгнул из 66-го и подбежал к лежащей добыче, чтобы ножом довершить дело. Однако рогач, которому такой поворот дела естественно не понравился, вдруг вскочил и боднул инспектора.  Наш пикадор отчаянно  завопил и схватился за бок, призывая на помощь. Рогач же пользуясь возникшей суматохой, дал тягу и скрылся в распадке меж сопок. К счастью, рана незадачливого охотника оказалась незначительной, но пережитый стресс требовал снятия, что и было тут же осуществлено с помощью весомой порции огненной воды, запас которой я предусмотрительно взял с собой. Так закончилась эта охота, но  общение с  инспектором Жулюповым завершилось лишь поздно вечером.  Пришлось отвезти его домой, в  рыбацкую деревушку, где приём народных средств борьбы со стрессом был продолжен. В довершение ко всему защитник природы где-то выронил табельное оружие. Хорошо, что произошло это рядом с домом, и пистолет мы нашли. Так прошёл первый день того памятного уик-энда на берегу прекрасного озера, раскинувшегося среди скал, степи и песков. В общем,  отдых запомнился. И снова полетели трудовые будни.

* * *

Каждый полевой сезон я обязательно бывал на месторождении Черная могила. Несмотря на мрачноватое название, этот рудный объект был моей первой геологической любовью. Изучению его я посвятил почти десять лет такой быстротекущей жизни. Ведь недаром поется: “Жизнь геолога, словно вода, пролетят незаметно года, только жить начинаешь сполна, уж глядишь у висков седина”. Приехал я туда и на этот раз. ГАЗ-66, как корабль пустыни, уверенно ведомый твёрдой рукой всадника-бедуина Сатурна Андреича, за два дня успешно преодолев полупустынное бездорожье, доставил нас к месту. Традиционно разбив палаточный лагерь у родника, бьющего у подножья древнего вулкана, я отправился с визитом к начальнику местной геологической партии моему старому хорошему знакомому – Ивану.

– О! Тебя послали мне боги! – завидев меня, закричал Иван.

–  А что такое? – поинтересовался я.

             – Что, что, – очередная головная боль. – Пришла радиограмма, что завтра, естественно в сопровождении свиты, прибывает Выдающийся геохимик. Цель – знакомство с месторождением, осмотр рудных жил под землёй. А у меня, как назло, участковый геолог в отъезде, горный мастер запил, а я выезжаю в район, чтоб  завтра забрать жену из роддома. А ты знаток месторождения и лабиринты нашей подземки знаешь с закрытыми глазами.  Примешь высокого гостя, покажешь месторождение с поверхности и под землёй. Выручай, Михалыч! – попросил Иван.

            – Что ж, ладно, – согласился я, мысленно прикидывая, что потребуется для организации встречи.

– Ты настоящий друг! – воскликнул он и крепко затряс мою руку.

– С кем, же тебя можно теперь поздравить? – поинтересовался я.

            –   Девочка, – ответил он смущённо, добавив, – Я сказал Айсыле: “Будешь рожать до тех пор, пока не родишь парня”.

            Иван, приехав в Республику после института по распределению, женился на аборигенке, и стал отцом уже трёх дочерей, воплощая на практике плодотворную идею партии и правительства о стирании граней между нациями и превращении их в новую социальную общность – советский народ.

            –  Вернёшься с новорожденной, приглашай на смотрины, подниму бокал за прибавление в семействе.

             –   Конечно, конечно, – довольный воскликнул счастливый папаша. – А бригадиру горняков я скажу, чтоб обеспечил вас сапогами, касками, фонарями для спуска в шахту. – На этом мы распрощались.

Возвратившись в палаточный лагерь, я отдал Димычу своё охотничье ружьё, поручив добыть сайгака, желательно  рогача,   чтобы  достойно встретить прибывающего высокого гостя. Отдав другие необходимые поручения, я отправился спать.

Утром я проснулся от того, что кто-то аккуратно тряс меня за плечо. Это был Димыч. Он стоял в палатке, виновато держа в одной руке разбитый вдребезги приклад, в другой – само ружьё. На вопрос, что случилось, Димыч пояснил, что сидел в засаде, когда на рассвете на него вышел сайгак. Раненный первым выстрелом рогач, опустив голову, ринулся на него (такое, как уже знает читатель, порой случается). Тогда Димыч (в отличие от незадачливого инспектора Жулюпова) не растерялся и со всей силы вмазал зверю  прикладом промеж рогов. “Черт побери”, – ругнулся про себя я. – “Из-за этого визита пусть и очень Выдающегося геохимика попорчена такая необходимая в поле вещь,  как ружьё. Ладно, обрабатывайте с Сатурном тушу сайги, готовьте мясо, надо встретить гостей на уровне”, – отдал я распоряжения и стал вставать.

 * * *

Выдающийся геохимик втиснул своё крупное тело в узкое отверстие, через которое лишь и можно было проникнуть в пустое пространство, отставшееся после подземной отработки рудной жилы. Над головой была гранитная толща  почти в две сотни метров. Он дёрнулся вперёд, затем назад и понял, что застрял. Объемный живот заклинил узкий лаз. “Подтолкни меня снизу”! – крикнул он. Я присел, приставил плечо к солидному заду в брезентовых штанах и как тяжелоатлет, выталкивающий тяжёлую штангу из приседа, усилием разгибаемый ног послал вверх застрявшее тело. Выдающийся геохимик вылетел вверх, как пробка из бутылки, издав подозрительно странный, похожий на треск ломающейся крепежной балки, звук. “Вот! Вот они доказательства”! – вдруг закричал он, осветив шахтным фонарём рудную жилу. “Смотри, какая зональность, какие взаимоотношения с магматизмом”! – слышалось сверху. – “А всё не верят!” Пролез к нему и я. Не отходя от этого прекрасного, с его точки зрения места, Выдающийся геохимик начал замечательную лекцию на тему: “Новые идеи в науках о Земле и ретрограды в Академии Наук”. Распаляясь по её ходу все больше и больше, он подверг резкой критике систему выборов в Академию, заявив, что в том, что он всё ещё член-корреспондент виноваты лишь происки недругов. Мою попытку уклониться от обсуждения  он  решительно пресёк, крепко  ухватив меня одной рукой за пуговицу брезентовой робы, а другой фонарём освещая на стенке горной выработки свои неоспоримые доказательства.  Наконец, не выдержав, я запросил пощады, аргументируя тем, что пора подниматься на поверхность, так как из-за перебоев с электричеством, шахтный подъемник может встать, и тогда придётся двести метров лезть вверх по аварийным ходкам. Эта перспектива несколько остудила полемический пыл учёного и мы, выбравшись из блока, отправились по направлению к шахтному стволу. “Между запасами и средними содержаниями металлов в рудах существует чёткая взаимосвязь”! – продолжал выкрикивать на ходу эти и другие важные научные сведения Выдающийся геохимик. На нашу удачу поднялись вверх без приключений: электричество вырубилось всё же тогда, когда мы были уже на поверхности. Спустя час верный 66-й подвозил нас в палаточный лагерь, где уже ждали.   Остававшиеся в лагере сопровождающие высокого гостя лица, совместно с Димычем, подготовили всё для непринуждённого дружеского общения.

Когда все собрались за столом, накрытым на воздухе под брезентовым тентом, Сатурн с Димычем  сняли с тлеющих углей три добрых десятка шампуров с ароматным шашлыком из деликатесного сайгачьего мяса. Я стал разливать в кружки разведённый спирт, канистрочка  с которым была загодя охлаждена в роднике.

– Нет, нет, я не пью, – прикрыл ладонью свою кружку Выдающийся геохимик. Я застыл, удивлённый таким поворотом дела. Чтобы геологи, встретившись в поле со своими коллегами, не подняли символической чарки? Я замялся, не зная как быть. И тут вмешался Сатурн Андреич.  Встав, он поднял свою кружку и сказал: «Высокочтимый гость! Вы Выдающийся геохимик и учёный, но у нас, мясо без спирта едят только собаки». При этом он взял кусок шашлыка и бросил его крутившемуся под столом Чижику, приблудившемуся недавно к лагерю бездомному псу. Юмор был оценён. «Раз так, тогда давай, – согласно кивнул наш гость. – Ведь со своим уставом в чужой монастырь не ходят».

Финал

Полевой сезон заканчивался. Разъехались студенты: замечательная Валя и горячий Казы.  Провожали и Научного руководителя с Димычем и Главным прогнозистом, которые должны были улетать в Москву. На прощанье мы обнялись, Колюня газанул, и УАЗ растаял в облаке пыли. “Нет лучше запаха, чем запах пыли из под колёс машины отъезжающего начальства”, – философски произнёс Сатурн Андреич. Колюню и Сергея Петровича мы тоже уже не увидим до Москвы: проводив всех,  они поедут сдавать УАЗ на базу.   Меня же с Лёхой и Витюшей Научный руководитель отрядил участвовать в знаменательном событии: в Республике должен был пройти геологический симпозиум, посвящённый проблемам рудообразования. Событием было и то, что организовывал его Легендарный академик, известный не только в стране, но, можно сказать, и во всём мире. Упустить такую возможность было ну никак нельзя. И хотя до места проведения этого замечательного мероприятия, было около восьмисот километров, шеф, напоследок напутствуя нас, выразил твёрдую уверенность, что  верный ГАЗ-66  сможет выдержать и это испытание, а наша дружная команда достойно продемонстрирует научной общественности весомые, как было отмечено, достижения в сфере прогноза. Сатурн Андреич, однако, выразил сомнение в способности 66-го совершить этот подвиг, но, согласившись с доводом, что наука требует жертв,  стал готовить стального коня к дальней дороге. Итак, в конце сентября мы отправились и в это дальнее путешествие, которое завершало полевой сезон. Всё бы ничего, но, как  всегда не к стати, испортилась погода, напомнив о  перманентной  проблеме – дураки и дороги. Всё это затрудняло наше упорное продвижение к цели. Однако и в этом, как оказалось, было своё преимущество. Преодолевая очередное русло водотока, превратившегося в топкую трясину, Сатурн  Андреич углядел отбившегося от стада барана, который четырьмя ногами застрял в тяжёлой липкой грязи.

– А вот и шашлык! – закричал мастер автовождения,  указывая на жалобно блеявшего барашка. Я, правда, выразил сомнение в легитимности такого решения, но Сатурн, не долго думая, выскочил из кабины и как репу из грядки, выдернув животное, втолкнул его в будку, чем вызвал законные вопросы со стороны ехавших там Лёхи и Шурика. Однако Витюша, как человек сугубо практичный, объяснил преимущества свежего вечернего шашлыка перед кашей с традиционной тушёнкой.

– Как раз подарок к моему дню рождения, – удовлетворённо констатировал Виктор, когда мы тронулись дальше. На третий день пути, питаясь исключительно свежим мясом, полные сил и энергии мы въезжали в пригороды прекрасного города, в котором собрался весь цвет национальных кадров и многочисленные гости из центра. Тон этому важному научному мероприятию, конечно, задавало присутствие Легендарного академика, возле которого, как пчёлы вокруг матки,  роилось местное геологическое начальство во главе с Валтих Шайковичем Дайшокаловым. Важно было не столько углубиться в научные проблемы, сколько заручиться поддержкой влиятельнейшего гостя в получении дополнительных ассигнований из центра. Слово его имело вес в высших сферах.

              На симпозиуме встретили и многих из старых знакомых. Помимо Валтих Шайковича Дайшокалова были там  и Аманбек Адысович Турсунбаев и Иван Леонидович Лыкодралов и Выдающийся геохимик и много других достойных упоминания персон. Удостоились внимания Легендарного академика и мы. “Вот настоящие геологи, видно, что прямо с поля”, – милостиво произнёс он, следуя со свитой мимо стенда с докладом, возле которого среди загорелых и опалённых Солнцем авторов, особенно выделялся чёрным цветом кожи Витюша. И хотя по стенду, где иллюстрировался наш подход к проблеме прогноза, он лишь скользнул взглядом, мы, как слушатели военных академий, построенные для встречи командующего парадом маршала, готовы были гаркнуть: “Рады стараться Ваше...ство!”

            Легендарный академик, посещая какую либо страну, любил щегольнуть знанием местных языков. Для этого обычно он запоминал несколько слов и фраз. Будучи доставленным в гостиницу по окончании вечернего заседания, он подошел к портье – миловидной раскосой девушке, сидевшей за стойкой.

             – Что вам угодно? – спросила она, мило улыбнувшись. Легендарному академику нужен был просто ключ от номера. Однако ему хотелось поразить эту милую аборигенку знанием местных наречий.  Он, с трудом вспомнил немногие слова, оставшиеся в памяти и составил фразу, которая, по его мнению, как раз и отражала его просьбу. Девушка вспыхнула и покраснела до корней волос, а сидевший недалеко мальчишка – чистильщик обуви залился таким смехом, что чуть не упал с табуретки. Легендарный академик в недоумении переводил взгляд с девушки портье на мальчишку: он не мог представить,  что вместо ключа, попросил у девушки одну из самых интимных частей её женского туалета.

Когда слегка озадаченный Легендарный академик вошёл в свой номер, мягко зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Я прошу прощения, – рассыпалась в извинениях трубка голосом Валтиха Шайковича Дайшокалова. – Хотелось бы узнать, что высокочтимый гость желал бы утром на завтрак?

– Как обычно, устрицы и шампанское, – серьёзным тоном, как само собой разумеющееся, произнёс Легендарный академик. С чувством юмора у него всё было в порядке. Выслушав пожелания спокойной ночи, он повесил трубку и стал готовиться ко сну.

А на другом конце провода Валтих Шайкович чесал затылок. Шампанское было не проблемой, но вот устрицы! Было бы куда проще, если бы гость пожелал хоть нектар с лепестков роз. Однако Валтих Шайкович  не был бы Дайшокаловым: он решал и не такие проблемы.

На утро из аэропорта в сторону города неслась белая “Волга” генерального. На сиденье рядом с шофёром  покоились устрицы, только что прибывшие самолётом из столицы. Спустя два часа, когда тщательно выбритый и надушенный Легендарный академик вышел к завтраку, на столе в хрустальной вазе покоились устрицы, рядом в серебряном ведёрке со льдом стыла бутылка шампанского “Золотая коллекция”. “М..да.., вот Азия,”– пробормотал про себя поражённый  Легендарный академик, обычно довольствовашийся по утрам манной кашей, однако вида не подал и важно сел за стол.– “Ну, как не поддержать этого пройдоху  в получении дополнительных ассигнований из центра, умеет ведь угодить подлец”, – подумал академик и пригубил бокал.  Шампанское приятно  холодило ему гортань.

             В дискуссиях и спорах незаметно пролетели три для симпозиума. Замечательный научный форум по традиции завершался блистательным банкетом, который, правда, был  закамуфлирован под невинный товарищеский чай. Дело в том, что родная партия и правительство, идя навстречу пожеланиям советских трудящихся, давали очередной решительный бой пьянству. Поэтому на столах стояли самовары и чайники. Всё было как в настоящей чайхане, однако из самоваров вместо воды лилась “Столичная”, а пузатые заварные чайники были полны  коньяком. “Хорош чаёк”, –  одобрительно произнёс Легендарный академик,  произнеся первый тост. Веселье набирало обороты. Тосты следовали один за другим. Пили за геологическую науку и за женщин, за радушных хозяев и лично за Легендарного академика, за успешные металлогенические прогнозы и новые открытия и за тех, кто в поле. То тут, то там вспыхивали научные споры. “Дефекация мантии есть следствие парадоксальности наших иллюзий!” – доносилоь с одного края стола. На другом, кто-то из гостей «з Кыева» уже запевал “Запрягайтя хлопци кони”. Выдающийся геохимик, после принятия десятой пиалы изображал бурятского бога, а Валтих Шайкович бил в бубен, пытаясь донести до сознания дорогих гостей очарование восточной музыки. Завершился вечер, запоздно, и , как писали в газетах, в тёплой дружественной обстановке. Был ласковый, по-южному теплый осенний вечер. Герои этой истории, слегка пошатываясь,  шли по улицам прекрасного города. Над их головами иронически крупными алмазами мерцали звёзды. 66–й и Сатурн как Россинант с верным Санчо Пансо с нетерпением ожидали их, чтобы назавтра вырулить на последнюю в том  сезоне дорогу. Замечательный армейский автомобиль, несмотря на запрограммированную конструкторами недолгую жизнь, верой и правдой служил нашей геологической партии ещё не один сезон, но это дорогой читатель, были уже другие истории.

 Несколько пояснительных слов

            Редакция “Природно-ресурсных ведомостей”  высказав идею создания рубрики “Письма из экспедиций” как-то обратилась ко мне с просьбой: подготовить для будущей рубрики материал, где бы показывалось не только как прогнозируют и открывают месторождения геологи, но и как  они живут в полевых условиях. На мой взгляд, одними лучших,  в данном жанре являются рассказы известного геолога-гидрогеохимика В.И. Кононова,  о работе в Исландии. Вдохновлённый этим  блестящим, искрящимся юмором повествованием, я предпринял попытку создать нечто подобное, опираясь на собственный опыт. Заранее прошу извинения уважаемого В.И. Кононова, что какие-то эпизоды могут показаться  парафразой, но ведь в экспедиционной жизни действительно много сходного вне зависимости, где происходит дело: на далёком севере или знойном юге. Именно это общее, что роднит  все экспедиции,  всегда  и влекло туда романтиков.

Сергей Белов доктор геолого-минералогических наук

На Главную    Геологические байки